История пчёл - Майя Лунде
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверху болтались провода. Тянулись ко мне, совсем как щупальца. Я прищурился, и они замерли. Потом надо мной появилось лицо Эммы, заспанное и растерянное.
— Джордж, ну что же это такое…
— Это все фонарь.
Она подняла голову и заметила торчащие из дырки в стене провода.
Я сел, медленно и с опаской. К счастью, тело меня слушалось. Значит, ничего не сломал. И лампу открутил. Как решил — так и сделал.
Эмма кивнула в сторону стремянки:
— Что, непременно надо было лезть туда посреди ночи? — Она протянула мне руку и помогла подняться. — До утра никак не мог подождать?
Я сделал несколько шагов. Одна нога болела, но я старался не подавать вида. Вообще говоря, надо было, наверное, застыдиться, но мне, наоборот, стало легче, ведь у меня все получилось. Вот какой я упрямый сукин сын. Не из тех я, кто поджимает хвост и бегает от трудностей.
Эмма протянула мне футболку, и я уже собирался натянуть ее на себя, когда Эмма меня остановила:
— Погоди-ка.
Она подошла поближе и принялась отряхивать грязь у меня со спины. Лишь в этот момент я понял, как сильно изгваздался: с ног до головы был в грязи, а руки до локтя покрыты черными пятнами копоти с плафона.
Я вывернулся у нее из рук, натянул наконец футболку, чувствуя, как застиранная ткань вдавливает в кожу несколько налипших на спину камешков. Спать на них будет не сахар — все равно что ходить с камешками в ботинках. Но какая разница, ведь лампу-то я открутил.
Я вновь приставил стремянку к стене и направился в мастерскую. Решил во что бы то ни стало закончить начатое.
— Принесу изоленту, — сказал я, — нельзя же оставлять оголенные провода.
— Ну уж это-то до завтра подождет?
Я не ответил.
Она вздохнула.
— Давай я хотя бы свет выключу, — сказала она уже громче.
Я повернулся. Эмма улыбалась. Она что, издевается надо мной? Что, я забыл первую заповедь электриков?
— Иди спать, — только и ответил я.
Она пожала плечами, развернулась и направилась к дому.
— И знаешь что, Эмма? — вспомнил вдруг я.
— Что? — Она остановилась и повернулась ко мне. Я выпрямился и собрался с духом.
— Ни в какую Флориду я не поеду. Просто чтоб ты знала. Хочешь во Флориду — найди себе еще кого. Я останусь тут. Сдался мне этот ваш Галф-Харборс.
Я купил соломенный улей и, когда его спустя три дня мне прислали, поставил в тени, под осиной, в самом дальнем углу сада, где мы ничего не выращивали. Там улей никому не помешает, дети туда не забегают, и у меня будет возможность работать в покое и тишине, вдумчиво наблюдать за пчелиным роем, записывать результаты и делать зарисовки. Один фермер, живущий чуть к югу от города, продал мне улей и глазом не моргнув — видимо, потому что я сразу, даже не спросив его, назначил цену. Он и не пытался торговаться, тотчас же согласился, исходя из чего я понял, что вполне мог купить улей за полцены.
Он принялся было рассказывать мне, как правильно собирать мед, но я лишь отмахнулся: улей понадобился мне отнюдь не ради меда.
Из старой белой простыни Тильда сшила мне костюм, похожий на тот, в который облачаются фехтовальщики. Ей даже пришлось три раза ушивать его — как видно, Тильда пока не уяснила, что мои мерки изменились. Для работы с ульем я надел длинные перчатки. Руки в них потели, однако без перчаток было никак не обойтись.
И вот я стоял там, под осиной, один на один с ульем. С пчелами.
Я захватил и блокнот. Наблюдения — работа долгая и скучная, однако она всегда приносила мне радость, именно наблюдения породили во мне страсть к науке. Как же я мог забыть об этом?
Раскрыв блокнот и собравшись записывать, я вспомнил еще кое о чем. За эти годы я совершенно отвык учитывать все детали и поэтому забыл даже принести стул. Я вернулся в дом за табуреткой. Под костюмом я был весь мокрый от пота, а сам костюм, как я теперь понял, все же вышел тесноватым и ощутимо жал в подмышках и между ног.
Я уселся на табурет и мало-помалу успокоился.
Казалось, будто в улье ничего особенного не происходит. Пчелы вылетали оттуда и возвращались назад, как им и полагается. Они собирали пыльцу и нектар, делая из нектара мед, а пыльцу пуская на корм личинкам. Мирная кропотливая работа, размеренная, выполняемая благодаря инстинктам и врожденным навыкам. Все эти пчелы были братьями и сестрами, а матка — их матерью. Она породила их, но вовсе не она управляла ими — управляло ими единство.
Мне так хотелось понаблюдать за маткой, но стены улья скрывали от меня происходящее внутри.
Осторожно подняв улей, я попытался заглянуть в него снизу. Пчелы устремились наружу и сердито зажужжали прямо у меня над ухом, недовольные тем, что их потревожили.
Я увидел восковые наросты, нескольких трутней, расплод и личинок и наклонился еще ниже. Кожа зудела от предвкушения: я вот-вот возьмусь за работу, наконец-то!
— Ужин! — Крик Тильды заглушил мерное жужжание пчел и вспугнул птиц.
Я вновь наклонился над ульем. Это меня не касалось. Семейные трапезы перестали быть частью моей жизни, я уже несколько месяцев не садился за общий стол со всеми остальными. Девочки направились к дому и одна за другой скрылись внутри.
— Пора ужинать!
Я украдкой взглянул через плечо. Тильда спустилась в сад и теперь направлялась ко мне.
* * *
Маленькая Джорджиана царапала вилкой пустую тарелку.
— Тсс! — одернула ее Тильда. — Положи вилку на место!
— Я кушать хочу!
Тильда, Шарлотта и Доротея поставили на стол два больших блюда — одно с овощами, а другое с вареной картошкой — и супницу со странной жижей, считавшейся, по всей видимости, супом.
— Это все? — Я обвел рукой стол.
Тильда кивнула.
— А где мясо?
— Мяса не будет.
— А пирог?
— У нас нет ни масла, ни муки. — Она упрямо смотрела на меня. — Впрочем, возможно, ты разрешишь нам потратить то, что отложено на учебу Эдмунда?
— Нет. Эти сбережения мы трогать не будем.
Я вдруг понял, почему она так настойчиво звала меня ужинать. Тильда оказалась намного хитрее, чем я предполагал. Я посмотрел на худые детские лица и голодные глаза, с жадностью рассматривающие эту жалкую снедь.
— Ну что ж, — проговорил я наконец, — возблагодарим Господа за пищу, которую он ниспослал нам.
Я опустил голову и произнес молитву. Говорил я неохотно, быстро выплевывая слова, чтобы поскорее закончить.
— Аминь.
— Аминь, — тихо повторили все остальные.