Последний секрет - Бернард Вербер

– Мы попытались составить исчерпывающий список того, что дает нам особенное удовлетворение. Начиная с почесывания укуса комара и кончая полетом на челночном космическом аппарате, не считая чтения газеты в кафе, прогулки по берегу реки, купания в молоке ослицы или метания гальки. Нужно иметь скромность признать, что удачная жизнь – всего лишь совокупность мгновений удовольствия.

– Возможно, самый большой противник понятия удовольствия – понятие счастья, – вдруг философски объявляет Лукреция.

Директор НЕБА проявляет живой интерес к этому замечанию.

– Действительно. Счастье – это абсолют, который мы надеемся достичь в будущем. Удовольствие же относительно, его можно получить немедленно.

Миша подводит журналистов к бару, где дворецкий в ливрее по его требованию подает им светящуюся зеленую массу, которую окружает розовая масса, а в ней – желе охряного цвета.

– Что это?

– Попробуйте.

Кончиком острого язычка Лукреция касается краешка массы. Определенного вкусового сигнала нет. Обычно кончик языка воспринимает только сахар, и его должно быть по меньшей мере 0,5 процента, чтобы появилось ощущение.

Лукреция корчит гримаску сомнения, но Миша настаивает. Тогда она берет ложечку и, словно готовясь к тому, чтобы принять обязательное лекарство, одним махом глотает немалое количество этого цветастого и подозрительного продукта. Ее губы вновь закрываются, чтобы прочувствовать вкус. Дабы лучше понять, она закрывает глаза. Язык ее покрыт маленькими розовыми бугорками, сосочками. Внутри каждого сосочка находится скопление яйцевидных нервных клеток, большая часть которых пробуравлена порами. Посылаемые мозгу сигналы распознаются согласно вкусу продукта: сладкий, соленый, кислый или горький. Кончик языка лучше чувствует сладкое и горькое. Соленое и кислое ощущают боковые части языка.

Лукреция различает сразу всего понемногу, сперва соленое, затем появился сладкий вкус. Потом горький. Затем кислый.

– Вкусно, – признает она. – Что это?

– Японское пирожное на основе красной фасоли. Я был уверен, что вам понравится.

Исидор же, любитель классических сладостей, заказывает фисташковое мороженое со взбитыми сливками.

– Любите взбитые сливки? Это нормально. У этих сливок вкус материнского молока. Мы постоянно стремимся вернуться назад, чтобы снова стать детьми. Ибо таким образом мы сливаемся в одно целое с матерью, в одно целое со Вселенной. Мы сверхмогущественны. До девяти месяцев ребенок воображает, что он – это все. Мы храним воспоминание об этом иллюзорном моменте. И вновь находим его частичку во взбитых сливках.

Исидор теребит свое мороженое, пока оно не превращается в аппетитную кашу из взбитых сливок и фруктов.

– Фенш... гм... Самми часто говорил о мотивации, – бросает Исидор.

– Почему о мотивации? Давайте поговорим об удовольствии, – отвечает Миша. – Прекращение боли – удовольствие. Исчезновение страха – тоже удовольствие. Есть, спать, пить, заниматься любовью – все это удовольствия. Самми не был сторонником мотивации. Он был ценителем удовольствий. Но слово «удовольствие» настолько подозрительно в наши дни, что он не мог, не рискуя, произносить его. Однако я убежден, именно это слово он имел в виду, повторяя термин «мотивация» после своей победы над DEEP DLUE IV. Его смерть – последнее тому доказательство. И должен сказать вам, что выражение «феншэризировать себя» снова вошло в наш жаргон – теперь оно означает убивать себя экстазом во время акта любви.

– То есть, вы думаете, он умер от любви? – спрашивает Лукреция, замечая позади себя еще один плакат: «Лучше грех, чем лицемерие».

– Конечно. Именно фантастический оргазм разрушил его мозг!

– Я слышу, говорят об оргазме, мне ведь можно присоединиться к разговору?

К ним походкой английского денди приближается человек. У него черные с проседью волосы, щегольские остроконечные усы, правый ус он подкручивает рукой. На нем льняной костюм, белая рубашка, а вокруг шеи небрежно повязан шелковый платок. Лицо слишком загорелое, даже для жителя Лазурного берега, жесты несколько жеманные, но грациозные.

– Представляю вам Жерома, завсегдатая нашего клуба.

– Надо же, Миша, ты скрыл от меня, что у нас появились новые приверженницы, тоже «пробужденные чувствами».

Человек, названный Жеромом, целует руку Лукреции.

– Жером Бержерак. К вашим услугам, – говорит он и протягивает визитную карточку, на которой действительно написано: «Жером Бержерак, миллиардер-бездельник». Идея кажется Лукреции довольно забавной.

– А что значит «миллиардер-бездельник»? – спрашивает она.

Жером усаживается рядом с ними, подносит свой монокль к правому глазу и морщит щеку, чтобы лучше его закрепить.

– Как-то раз я проводил время на своем двадцатипятиметровом паруснике в компании трех call-girls, рыжей, блондинки и брюнетки. Они были загорелые, словно теплые круассаны, самой старшей – всего двадцать два. Я только что позанимался любовью с каждой по очереди и со всеми тремя одновременно и смаковал бокал шампанского, смотря вдаль, на острова, покрытые кокосовыми пальмами, на бирюзовое море и оранжевый закат. И я сказал себе: «Хорошо, а что я делаю теперь?» У меня был сильнейший приступ хандры. Я осознал, что я на вершине всего того, что могло мне предложить человеческое общество, и что подняться выше я уже не могу. Как ученики, которые получают двадцать баллов из двадцати и потому не имеют возможности сделать больше. Осознание этого обескуражило меня, и тогда я стал искать то, что выше вершины, и нашел НЕБО.

Миша достает бутылку шампанского, и все они произносят тост.

– За НЕБО!

– За Эпикура!

– За Самми...

Жером задерживается.

– Я хорошо знал Самми, – говорит Жером. – Это был великодушный человек. Ему везло в битве за благородное дело: оценку качеств человека, который всегда превзойдет машину. Он не был тем глуповатым эпикурейцем, путающим эпикурейство и эгоизм, каких можно видеть здесь, если ты мне позволишь, Миша. Самми действительно считал, что эпикурейство – путь к мудрости, не так ли?

Он покрутил свой стакан.

– Мы помянем его в субботу на празднике, – сообщает Миша. – Наташа тоже пообещала мне явиться.

– И мы тоже можем прийти? – спрашивает Лукреция.

– Конечно, вы ведь теперь члены...

Жером Бержерак нехотя отходит в сторону, не преминув послать едва уловимый воздушный поцелуй.

Доктор Самюэль Феншэ был изумлен, что книгой Жана-Луи Мартена никто не интересуется. Чтобы утешить его после провала в издательском мире, Феншэ привел программиста, который добавил еще одну техническую новинку: Интернет.

Таким образом, Жан-Луи Мартен мог не только получать сообщения напрямую, но и посылать их, не нуждаясь в посреднике.