А в чаше – яд - Надежда Салтанова

Пришло время мести. Посол поймал слепой от злости взгляд, и теперь Его ненависть станет чужим оружием. Он ждал этого случая. Он сделает то, что принесет Ему власть и славу. Он тоже станет великим. И если ради этого придется отнять десяток никчемных жизней, Он отравит, обманет, отнимет. Ничто не остановит Его.

В тот день штормило, волны обрушивались на прибрежные валуны, разбиваясь гневными гроздьями холодной воды. Чью-то плохо привязанную лодку унесло, швырнуло о камни, с треском ломая слабое дерево. Плотный ветер трепал одежду, загонял в ноздри запахи водорослей, соли, мокрой древесины. Он привел мальчонку сюда, сказав, что нужно помочь разгрузить лодку с товаром, за который хозяин не хочет платить пошлину. Заманил обещанием милиарисия да еще и лукумадесами угостить предложил. Судя по всему, за сладости мальчишка был готов продать душу – так быстро согласился. Яд, который принес посол, был хороший, зря тот говорил, что яд старый и может не подействовать.

Мальчик умирал недолго. Когда дыхание отравленного стало уже замирать, Он взял его за шею, повернув лицо к себе. Хотелось видеть, как жизнь покидает это полноценное юное тело. Когда последние судороги пробегали по лицу мальчишки, Его самого затрясло, и из горла вырвался хриплый стон. Он отбросил никому больше не нужную плоть и, ступая по камням, чтобы не оставлять следов, поспешил прочь. Поскальзываясь на влажных валунах, шел в сторону стены. Дыхание вырывалось со свистом, Ему было жарко, Он сорвал с себя плащ, едва не теряя сознания. Дойдя до стены, прижался лбом к холодным камням. Яд проверен, следующим шагом Он освободит еще одну душу. И Его путь мести начнется.

Добравшись до своей комнаты, Он рухнул, не раздеваясь, на кровать и провалился в тяжелый сон. Только наутро обнаружил, что стеклянный флакон с ядом потерян. Это была не беда или неприятность, это было крушение. Его как будто сбило с ног ледяной волной. Он согнулся, опираясь на стену, Его вырвало желчью. С трудом взяв себя в руки, вытер пол, сменил одежду. Надо идти искать. Сказавшись, что болен и должен купить трав, Он бросился к стене обратно. Свернул шелковую тунику в тугой жгут, спрятал под плащом, заткнув за пояс.

На берегу толпились горожане, в том месте, где оставлено было тело мальчишки. Он пошел вдоль стены – медленно, из-под опущенных век осматривая песок и камни, надеясь еще, что сосуд цел, что найдется. На середине пути мелькнул острой молнией осколок под плоским валуном. Он боялся наклониться, чтобы рассмотреть. Но сомнений не было. Разбитый стеклянный сосуд, что, видимо, выпал из пояса ночью. Он едва не взвыл от отчаяния. Присел на камень, как будто отдыхая. Сдвинул песок, чтобы закрыть стекло, предательски поблескивающее на солнце. Потерянный и опустошенный, Он двинулся к толпе. Долетали слова «яд», «аптекарша», «отравили». Он подошел ближе и втерся в плотный слой людей. Какой-то мальчишка бросился защищать аптекаршу, не то сын, не то ученик. На Его вопрос, заданный из-за спины жилистого грузчика, парень в запале рассказал, где яд хранится. Это было на руку. Можно не горевать о потере, теперь Он знает, где взять яд. Он проследил за мальчишкой. И точно, тот самый дом. Одна аптекарша в городе, это хорошо.

Возвращаясь, зашел в бани, подменил незаметно тунику у первого попавшегося бородача.

***

Нина торопливо шла узкими проулками между домами, пока не добралась до стены городской бани. Остановилась передохну́ть. Сердце колотилось у самого горла, но голова работала ясно. К Гликерии нельзя, там сразу будут искать. Никто из клиентов не спрячет – побоятся. А в подземелья нельзя, там уж точно ничего не докажешь. За отравление не пожалеют, не посмотрят, что женщина, выбьют признание плетями да пытками. В монастырь попроситься? Да только как услышат в монастыре, в чем ее обвиняют, так сами и пошлют за равдухами. Нет, нельзя туда.

Лупанарий остается, там ее спрячут. Ариста, хозяйка самого богатого лупанария, и не такие дела проворачивает, закон ей не помеха. Укрыть опальную аптекаршу, скорее всего, согласится, заплатить Нине есть чем. Может, тем временем Никон и найдет отравителя с божьей помощью. Комит – не нищеброд, здесь расследовать будут старательно.

Пробираясь вдоль стены бани, Нина поскальзывалась на размытой сливной водой тропинке. Остановилась, зачерпнула влажной прохладной жижи, провела по столе. Скомкала грязной же рукой мафорий, мазнула ладонью по лицу. Поплотнее закутавшись, Нина ссутулилась и двинулась шаркающей походкой по нешироким улочкам. Дорогу к лупанарию, который держала Ариста, аптекарша знала хорошо. Бывало, что и сама заказы приносила, да и девицы, приболев, чаще ее звали, а не почтенного лекаря или аптекаря.

Немой Маркус, раб Аристы, охранявший вход в дом удовольствий, дремал в тени портика. Услышав шаги по каменной плитке, приоткрыл глаза, зашипел на пришедшую нищенку, не узнавая.

– Маркус, – тихо позвала его Нина. – Маркуша, это я, Нина-аптекарша.

Он сел, вытаращил глаза. Замычал, выражая недоумение и осуждение грязному виду аптекарши. А она прислонилась к стене и шепотом произнесла, протягивая руку, будто за подаянием:

– Проведи меня к Аристе. Беда у меня. Оболгали меня, Маркуша. Спрятаться надо.

Маркус легко поднялся, открыл дверь, пропуская чумазую «нищенку». Показал на низкую скамейку за ширмой, дождался, чтобы Нина села, и ушел за хозяйкой.

Ариста появилась вскоре в проеме двери, как в окладе картины. В свои годы она все еще была хороша, в искусно вышитой тунике, поверх которой наброшена простая стола темно-зеленого шелка. Тонкие ткани обнимали статную фигуру, подчеркивали высокую, еще богатую грудь. Непокрытые, старательно уложенные волосы огненными всполохами переливались в свете падающего через окошко луча. Увидев аптекаршу, она всплеснула гладкими белыми руками:

– Нина, ты посмотри на себя! Случилось что?

Аптекаршу покинули силы. Она попыталась объяснить, но горло перехватило, и слезы хлынули, размывая дорожки на испачканном лице.

Ариста к таким изъявлениям привыкла, частенько к ней в таком состоянии душевном приходили девушки, покинутые женихом, обманутые любовником, или молодые вдовы, оставшиеся без поддержки и не желавшие идти в монастырь. Она молча подняла рыдающую женщину со скамьи, проводила в каморку, где стояла бочка с водой, а в каменном полу сделано отверстие. Велела Нине помыться и почистить одежду, прислала служанку, чтобы помогла.

Когда Нина переоделась в чистую тунику, хозяйка лупанария сама пришла и повела аптекаршу в свои покои, где тайные разговоры вела обычно. Прошли они через гостевой зал, куда клиенты приходят девиц выбирать. Первый раз Нина тут была. Раньше, ежели навещала лупанарий, то сразу попадала на половину, где девушки жили.

Нина поначалу на богатое убранство зала