Оружейникъ - Алексей Кулаков

– Пожалуй, уже пора. – И громче своему напарнику и другу: – Как вернемся в Сестрорецк, присмотри под свое начало пять-шесть… дюжину надежных людей и сам готовься – будем кое-что новое изучать.

Его собеседник моргнул и уточнил для верности:

– Навроде сегодняшнего?

– Угадал. О, вот и рассвело. Надо бы подполковнику записочку отправить…

В этот раз в жандармском управлении было непривычно оживленно, и вместо двух-трех офицеров перед портретом присутствовали и наслаждались свежим никотином сразу шесть жандармов, причем один из них дымил не какой-то там сигареткой или папироской, а красивой резной трубкой из бриара[5]. Подполковник Васильев встретил князя широкой улыбкой и едва ли не объятиями, лучась дружелюбием наподобие маленького солнца. И первым же делом совершил серьезное должностное преступление, дав своему гостю ознакомиться с коротким перечнем фамилий на куцем огрызке листа. Подождав, пока Александр отложит его в сторону, подполковник пододвинул к себе пепельницу и устроил маленькое аутодафе списку бывших жандармских осведомителей в трех пограничных отрядах – Олькушском, Границком и Бискунском. Бывших – потому что они уже вышли в запас и разъехались кто куда.

«А три штуки приехали на фабрику. Ну этого следовало ожидать… Одно только мне непонятно: это они сами ко мне захотели или по инициативе кураторов?»

– Благодарствую, Михаил Владимирович, от всей души. Как ваши дела? Я слышал, без стрельбы не обошлось?

То, что он не только слышал, но и видел (разумеется, с изрядного удаления) все действо по захвату подпольной типографии и остался несколько разочарован увиденным, князь оглашать не стал – к чему подробности? На его взгляд, полицейские возились непозволительно долго и без должной в таких случаях сноровки и напора – пяток солдат его бывшего взвода справились бы гораздо быстрей и без таких значительных потерь.

– О! Там самый натуральнейший бой вышел, Александр Яковлевич! До последнего сопротивлялись, дьяволы этакие, а один так вообще отстреливаться вздумал и четыре нижних чина из полиции ранил.

– А противная сторона?

– Наборщики отделались синяками… Правда, одному не совсем удачно прикладом попало по челюсти, но ничего, через неделю мы и его допросим. А стрелял печально известный Марцин Каспшак, так сказать, собственной персоной. С каторги сбежал, так все думали, что он за границей обретается. В этот раз так просто не отделается, мерзавец… И это еще не все. Обнаружились две статьи, собственноручно написанные Кульчицким – помните, я вам рассказывал про этого молодчика? Теперь среди ссыльнопоселенцев будет свою пропаганду вести, где-нибудь в Тобольске. Удачно, очень удачно мы туда наведались!

Вопрос о том, как князь Агренев узнал адресок этого удачного места, подполковником не поднимался – зачем задавать вопросы, на которые не будет ответов? Вместо этого Васильев еще раз поблагодарил Александра без привязки к конкретным событиям, можно сказать – за все хорошее.

– Полноте, какие между нами могут быть счеты, Михаил Владимирович. Кстати, я вам небольшой сувенир принес, не желаете полюбопытствовать?

Подполковник желал. Открыв крышку небольшого продолговатого кейса, жандарм ласково провел кончиками пальцев по «рокоту» и «орлу».

– Хороши!

Оглядев свой подарок со всех сторон и обнаружив на затворе только трилистник клейма, жандарм удивленно спросил:

– А где номера и все прочее?

– Когда какое-либо оружие делают по моему личному указанию, оно отличается крайне высоким качеством выделки и отсутствием серийных номеров.

Подполковник понимающе хмыкнул и заметил:

– У вас и простые, гм, изделия очень даже недурны. Я ведь собирался приобрести что-нибудь себе под руку, да все как-то времени не находил.

Попытавшись пристроить «рокот», а потом и «орла» в карман бриджей, подполковник огорченно вздохнул и вернул пистолеты в кейс.

– Великоваты чуток. А жаль, мне бы такая штучка в самый раз была, с моими-то поднадзорными.

Тут уже печально вздохнул Александр, только-только приспособившийся к обновке от Греве.

«Вымогатель! Ладно, пожертвую жандармскому подполковнику на бедность, с меня не убудет. А у него, глядишь, на один шанс больше окажется, в случае чего. Так сказать, защитит мои в него вложения… Блин, все равно жаба давит».

Для жандарма это выглядело так: его знакомый ненадолго задумался, после чего встал и… положил перед ним третий пистолет, совершенно незнакомого вида, прокомментировав очередной подарок следующим образом:

– Надеюсь, он вам никогда не пригодится!

Остаток дня у князя прошел уныло и скучно: он поработал с бумагами от Круппа и еще раз перечитал письмо из Сестрорецка, обдумывая – ехать к тетушке или это подождет? В конце концов он решил, что надо бы полыхнуть родственными чувствами и навестить Ивантеево, а к Савве отправится Григорий. Тем более что замена будет почти равноценной – за последнее время господин Долгин заметно пообтесался, нахватавшись господских привычек вроде обязательного утреннего кофе и газеты, так что для сельской местности его харизмы хватит с большим запасом. Да и дело не шибко сложное – поколесить с Савватеем по окрестностям да выслушать все, что тот смог разузнать на заданные темы. Хотя… зная основательность Саввы, скорее записать на дюжину-другую листов серой писчей бумаги. Мысли Александра прервал на диво бодрый приятель, вернувшийся из билетных касс:

– Взял, на завтрашний. Можно было бы и сегодня, да чего на ночь глядя приезжать?

– Это ты правильно. Спокойно выспимся и… Во сколько отправление? В четыре утра?!!

Давно ожидаемый перевод из Граевской пограничной бригады в четырнадцатую Ченстоховскую и производство в следующий чин свалилось на поручика Смирницкого довольно-таки внезапно – раз, и он уже штаб-ротмистр. Нет, что повышение не за горами, он знал, для того и подал прошение о переводе – в родной бригаде свободных вакансий не ожидалось, и покомандовать своим отрядом ему в ближайшие два года ну никак не светило. А тут в один день: и новый чин, и новая должность. Признаться, такого быстрого и, самое главное – положительного во всех смыслах решения своего вопроса он от командования как-то не ждал. Более-менее все прояснилось после беседы с бригадным адъютантом ротмистром Блинским – на командование Олькушской заставой претендовало сразу несколько офицеров-«старожилов», и, чтобы никого из них не обижать, начальником решили поставить пришлого «варяга». Остальные инструкции ротмистр передал одной фразой:

– Осваивайтесь, Леонид Михайлович.

Первой приятной неожиданностью стало то, что особых усилий и трудов это не потребовало – отряд ему достался просто образцовый, служба была налажена вплоть до самых незначительных мелочей, а нижние чины отличались редкостной дисциплиной. Вторая приятная неожиданность заключалась в том, что его предшественник устроил вдоль линии дозоров такие завалы или пустоши, что миновать их незамеченными стоило крайне больших усилий… это если на своих двоих да в летнее время. Зимой же, а особенно для четвероногого транспорта, такая задача моментально превращалась в эпический подвиг или нечто с ним сопоставимое. По неглубокому (зато с острой ледяной корочкой) снегу да по открытому всем ветрам и взглядам месту… А дозорные заимели очень неприятную привычку вначале стрелять и только потом интересоваться, кто это там к ним подкрадывался. Разумеется, потом дозорных наказывали… но не сильно и далеко не всегда. Тем более что такое своеобразное понимание устава возникло не на пустом месте – а с «благословения» прежнего начальника заставы, личности во многом легендарной. Чего только Смирницкий не наслушался про своего предшественника – и изобретатель, и оружейный фабрикант, и дуэлянт… У дам, говорят, пользовался немалым успехом. А вот контрабандисты его сильно недолюбливали, если не сказать больше, но всем, как известно, мил не будешь. Одним словом, очень разносторонняя личность. Был, правда, во всем этом и отрицательный момент – премий за перехваченный контрабандный товар практически не было (увы, нет нарушителей – нет и вознаграждения за их поимку), зато служба текла ровно и без всяких неприятных неожиданностей, и это устраивало штаб-ротмистра Смирницкого как нельзя больше. Опять же на новой должности да в новом чине его жалованье существенно подросло, что, в свою очередь, позволяло задуматься об устройстве личной жизни… так сказать, на постоянной основе. На последнем новогоднем балу в Офицерском собрании он был представлен такому количеству незамужних девиц, что прямо глаза разбегались… Так что Леонид Михайлович как раз обдумывал (практически грезил), за кем бы ему приударить с самыми что ни на есть серьезными намерениями, как за окошком отрядной канцелярии раздался топот, а через несколько мгновений кто-то по-хозяйски распахнул дверь в жарко протопленную комнату, впуская зимнюю стужу последних январских дней. Возмутиться таким произволом не получилось – первым зашел непосредственный командир штаб-ротмистра (а заодно и всего четвертого отдела) подполковник Росляков, а второй офицер положил на стул средних размеров чемоданчик, полуобернулся и оказался… князем Агреневым (хоть и виделись они всего раз, при передаче командования, но на память Смирницкий пока не жаловался). Не успели гости раздеться и устроиться поудобнее (и поближе к источающей жар печке), как Валериан Петрович поинтересовался: