«Пророк» оставляет следы - Игорь Михайлович Фесенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2
Ольга поймала себя на том, что торопится домой. Павел просил не задерживаться. Сегодня в институт заходил Анатолий. Прошло уже три года, как они разошлись официально, и все это время она носила в душе какую-то раздвоенность. Заставляла себя не думать о нем, но все же думала. Расстались они без слез и скандалов и вели себя потом как товарищи. Даже когда он женился.
Внешне Анатолий мало изменился. Может быть, стал солиднее. Она спросила, как работа, как сынишка, он — о ее работе в институте.
В этот раз Ольга впервые, может быть, вела себя раскованно и не думала об их разрыве, как об ошибке. Павел?.. Да, она почувствовала с его появлением себя сильнее и поняла, что он занимал в ее жизни все больше места. Любовь? Сначала Ольга отвергла это внутренне: ей нужна была поддержка, и она поддалась влечению. Потом стала привыкать к Павлу и даже скучать без него. Ей нравились его внешность, внимательность. А может быть, и правда пришла любовь?.. Зачем сегодня он просил ее пораньше прийти домой?..
Прозвучал звонок. Ольга открыла дверь. Навстречу ей шагнул огромный букет гладиолусов, потом — Павел. Она взяла букет и зарделась. С неожиданной для своей комплекции силой Павел легко подхватил Ольгу на руки, закружился.
— Ты с ума сошел, Павлик. Давай поставим цветы в вазу. — Потом, поправляя букет, Ольга сказала: — Сегодня в институт ко мне заходил мой бывший муж.
— Зачем ты это говоришь мне?
— Но это правда. И говоря с ним, я подумала о тебе. И очень спешила домой. Ты не сердишься, что я тебе говорю все это?
— Глупцы те мужчины, которые ревнуют своих любимых к прошлому, — сказал он уже где-то слышанные ею слова. — Прошлое остается в воспоминаниях, а не в ощущениях. Этого человека для меня не было, и я хочу, чтобы его не было для тебя.
Потом они пили шампанское. Ольга гладила его голову, щеки, а он целовал ее теплые, мягкие руки.
— Ты догадываешься, зачем я тебя торопил? Вот, — и Павел достал из кармана две путевки. — Кавказ. Я предлагаю свадебное путешествие. Ты говорила, что завершила какую-то свою работу и тебя могут хоть завтра отпустить отдыхать. Говорила?
— Говорила. Но…
— И что ты хочешь к морю, говорила? Тогда зачем же «но»? Мне новое начальство готовит место. Я представил им справку, сколько лет не отдыхал, и меня отпустили на двадцать дней до назначения. И вот я у тебя. Вот тебе путевки и в придачу к ним мои рука и сердце.
Ольга встала:
— Ты что, серьезно, Павлик? Так сразу…
— А может быть, так, сразу, лучше…
— Но я не совсем подготовлена… Ты все решил за меня.
— Ты можешь через два дня взять отпуск?
— Отпуск не проблема. Тут другое. Мне надо как-то подготовиться. Я хотела купить пару сарафанчиков и купальник.
— В этом я тебе не помощник. Если только это, — он положил на стол четыре пятидесятирублевые бумажки. — Заплати дороже. Может быть, кто-нибудь поможет тебе, но ждать я просто не в силах. Не отказывай мне, Ольга, — и он положил ей голову на колени.
— Что ты, Павлик? И деньги у меня есть.
— Не нужно спорить, Оля, Оленька. — И Павел обнял ее.
3
Когда Фомин показал Кисляку созданный с помощью соседки Дроновой и откорректированный ею самой фоторобот, Вадим Петрович долго и внимательно всматривался в фотографию:
— Вообще-то схож, только чего-то не хватает, сам не пойму. Не живой какой-то.
— Может быть, усов? Ваш «племянник» отращивал усы?
— Усов да, не хватает. Но он, пожалуй, был моложе. Иногда было в нем что-то бабье, а другой раз, когда что-то не ладилось, становился злым мужичком: желвачки на скулах ходили. И в глазах злые огоньки — испугаешься. А кто это вам его так ловко нарисовал? Ах да, забыл, простите, мне ведь нельзя задавать вопросов.
— Могу ответить на ваш вопрос: та самая Клава Дронова, которую вы мне три дня назад назвали при второй с вами беседе.
— А я и при первой сказал бы, только вы не настаивали.
— Ну, сейчас дело не в этом, — Фомин с трудом скрыл досаду на себя за ту свою промашку. — Дронова оказалась более наблюдательной, чем вы, и вот нарисовала.
— Ай да Клава!
— Вот попробуйте и вы порисовать. Сначала попытайтесь точнее изобразить, какие у него были усики. Вот карандаш…
Вадим Петрович долго примерялся и наконец сначала наметил, а потом резче провел линии усов. Затем заметил:
— И прическа попышней.
— Ну и прибавьте.
— А если испорчу?
— Ничего, есть копии.
Кисляк, осторожно и мягко шевеля карандашом, стал прибавлять волос на рисунке. Делал он это старательно, даже с каким-то напряжением. Потом легонько поправил Юрьеву брови. Вздохнул.
— Вот таким он мне больше знаком.
— Спасибо, Вадим Петрович.
— Да уж я хочу, как вам лучше. Может быть, зачтется. Вот что я еще хочу сказать. Ведь упустил совсем: тайничок там у меня на чердаке есть. Ну, не тайник, а ниша в кладке. Я в нее по просьбе Юрьева положил коробку из-под ботинок. Веревочкой перевязана. Что в ней — не заглядывал.
Фомин едва сдержал себя, но спросил спокойно:
— Вы можете подробно объяснить, как эту нишу найти? Схему можете нарисовать?
— С великим удовольствием.
— Опаздываете вы все, Вадим Петрович, в своих признаниях. Вот бумага, рисуйте схему.
Кисляк нарисовал и даже провел кривую со стрелкой, как нужно идти к той нише от чердачной двери.
4
— Сергей Евгеньевич, через час должен подъехать Мишин, — сказал по телефону Михайлов. — Как только он прибудет, сразу оба ко мне. Позднее я буду занят у руководства…
Как только офицеры к нему вошли, он сказал:
— Пожалуйста, Николай Петрович, начинайте.
Мишин раскрыл блокнот:
— По Таллину за Фуксом и его спутницей ничего не замечено. Что касается Айны Тооме, родители объясняют ее исчезновение самовольным, против их воли, замужеством и отъездом к мужу куда-то в южные края. Был, мол, по этому поводу скандал. Скоропостижность женитьбы вызвал гнев родителей, и те даже не знают адреса, куда уехали молодые. Говорят, куда-то в Грузию. Но куда? Время «пропажи» падает на первые числа июня.
— Кто такие Тооме?
— Арвис Тооме происходит из богатой в прошлом адвокатской семьи. Продолжая семейные традиции, занимается адвокатурой. Жена Рита