Бизерта - Юрий Шестера

И с флагманского английского линейного корабля просигналили:

— Корабль должен спустить свой флаг и сдаться английским морским властям.

Андрей Петрович недобро усмехнулся, а Степан Петрович замер, ожидая развязки.

— Получив это сообщение, командир «Китобоя» лейтенант Ферсман, потомственный русский моряк, сразу же просигналил флагману:

— Русский Андреевский флаг спущен не будет. Предлагаю английской команде приготовиться к бою!

И на «Китобое» прозвучала боевая тревога, по которой двенадцать человек команды разбежались по своим боевым постам: к маленькой пушчонке, годной лишь расстреливать всплывавшие при тралении мины, и к двум крупнокалиберным пулеметам…

Степан Петрович, напряженно слушавший брата, резко встал, вызвав у того понимающую улыбку:

— Я уже это пережил, Степа…

И тот, справившись с волнением, охватившим его при упоминании братом о мужестве командира тральщика и его команды, опустился на стул.

А Андрей Петрович продолжил:

— Наступила большая пауза. Ведь, как ты, конечно, понимаешь, одного попадания снаряда английского дредноута было бы достаточно, чтобы разнести в клочья и отправить «Китобой» ко дну со всем его экипажем. И Ферсман напряженно ждал, как, впрочем, и его команда, состоявшая из гардемарин и кадет.

Степан Петрович торжествующе воскликнул:

— Теперь-то ясно, Андрюша, в чем дело!

Тот согласно кивнул головой и продолжил:

— Пауза затянулась. Вдруг на линкоре взметнулись сигнальные флаги: «Особое внимание!», и английский адмирал просигналил:

«Я вам передал приказ моего правительства. Теперь я лично преклоняюсь перед вашим мужеством. Вы можете свой флаг не спускать, вам будет оказана всякая помощь!» — Каково, Степа! — воскликнул Андрей Петрович. — Ты только представь себе, что англичане, и сами являясь моряками от Бога, были вынуждены признать мужество русских моряков!

— Я преклоняюсь перед их мужеством, Андрюша! — с подъемом поддержал тот брата, взволнованный его рассказом.

— Ну а дальнейшее пребывание «Китобоя» в Копенгагене было сплошным триумфом. Вдовствующая императрица Мария Федоровна приняла лейтенанта Ферсмана с его командой в своей резиденции, мэр города устроил команде прием, их всюду приглашали, поили, кормили…

— Одним словом, пожинали плоды своей славы, — улыбнулся Степан Петрович. — Причем вполне заслуженной, — уточнил он уже вполне серьезно, вопросительно глянув на брата.

Тот согласно кивнул головой и продолжил:

— А через двадцать четыре часа «Китобой» вышел в Средиземное море и взял курс на Севастополь, чтобы принять участие в дальнейшей борьбе русских патриотов с большевиками.

Степан Петрович засомневался:

— Что-то не припомню я, Андрюша, чтобы в Севастополе ходили слухи об этом подвиге «Китобоя», хотя я видел его там?

— Тем более это делает честь его командиру и команде. И посему предлагаю осушить наши фужеры за русских моряков, за русский флот, который вы представляете здесь, в Бизерте!

— С превеликим удовольствием поддерживаю твой тост, Андрюша!

И братья, чокнувшись фужерами, стоя осушили их до дна.

— А вот теперь ты, Степа, расскажи-ка мне, как сложилась и твоя судьба после перевода с Балтики на Черное море?

Тот сосредоточился.

— По прибытии на Черноморский флот, которым стал командовать вице-адмирал Колчак, кстати, как ты, конечно, знаешь, переманивший и меня с Балтики за собой, я принял командование над эскадренным миноносцем «Гневный», которым благополучно командую и по сей день. А так как основные усилия Черноморского флота были направлены на нейтрализацию действий германской эскадры в составе линейного крейсера «Гебен» и легкого крейсера «Бреслау», прорвавшихся от преследования англичан через Дарданеллы и Босфор из Средиземного моря в Черное, то и я на своем миноносце включился в их преследование.

В начале июля шестнадцатого года отряд русских кораблей в ходе операции, разработанной Колчаком, настиг германский крейсер «Бреслау», который до этого безнаказанно обстреливал наши порты и топил транспорты на Черном море. В этой операции активно участвовали миноносцы, в том числе и мой «Гневный», которые в ходе боя тяжело повредили германский крейсер. Кстати, именно после этого боя я и был назначен командиром дивизиона эскадренных миноносцев, а уже позже произведен и в капитаны первого ранга. Не исключаю, что к этому приложил свою руку и командующий флотом, протеже которого я, собственно говоря, и являлся, — застенчиво улыбнулся Степан Петрович.

— Ты чрезвычайно проницателен, Степа, — широко улыбнулся и старший брат.

Они сделали по глотку мадеры.

— После октябрьского переворота, когда большевики в восемнадцатом году заключили с Германией сепаратный, так называемый Брестский мирный договор по принципу «ни войны, ни мира», ее войска начали стремительно продвигаться на восток, захватывая Украину. Ввиду этого нависла угроза захвата и Севастополя вместе с кораблями, стоявшими в его бухтах. Большевикам все-таки удалось вывести из него новейший линейный корабль «Воля» с девятью эскадренными миноносцами и затопить их у Новороссийска, чтобы те якобы не достались Германии, нанеся тем самым непоправимый ущерб Черноморскому флоту.

— Вот сволочи! — выругался Андрей Петрович, резко встав со своего места. — Но, с другой стороны, — подумав и снова сев на стул, добавил он, — их действия вполне логичны — уж очень опасно иметь в своем тылу сильный флот, не поддавшийся большевистской пропаганде.

Степан Петрович согласно кивнул головой:

— Это несомненная заслуга Колчака, имевшего огромный авторитет у всех моряков Черноморского флота, — и продолжил: — Однако Добровольческая армия Деникина очистила от большевиков Юг России, в том числе и Крым, но, дойдя уже до Орла, стала постепенно отходить к югу под ударами красных. В двадцатом году Деникин ввиду неудач на фронте добровольно передал функции Верховного главнокомандующего генералу Врангелю. К этому времени большевики, потерпев неудачу под Варшавой по захвату Польши, заключили с ней перемирие и направили освободившиеся войска на Юг. Тем самым участь Крыма была предрешена, и Врангель стал спешно готовить эвакуацию кораблей Черноморского флота и войск Русской армии.

Андрей Петрович, потрясенный словами брата, встал со своего места и возбужденно заходил по комнате. Затем, несколько успокоившись, сел на свое место.

— Надо отдать должное Врангелю, — продолжил Степан Петрович. — Он организованно провел эвакуацию как войск, так и гражданского населения, отказавшегося оставаться под властью большевиков, из Крыма. Представь себе, Андрюша, армаду из ста тридцати судов со ста пятьюдесятью тысячами беженцев, направляющуюся в Константинополь! — Тот понимающе кивнул головой. — Надо при этом отдать должное и Франции, единственной державе, не только признавшей правительство Юга России, но и не отказавшейся от своих обязательств по отношению к нему.