Маршалы Сталина - Юрий Рубцов

Жуков неизменно придерживался не неких отвлеченных теоретических принципов, а каждый раз умело применялся к конкретно складывающейся обстановке.

При проведении той же Висло-Одерской операции командующий 1-м Белорусским фронтом, учитывая, что противник растянул свои войска по фронту, пришел к обоснованному выводу о возможности быстрого прорыва его тактической зоны обороны. На участках прорыва, составлявших 13 % общей ширины полосы наступления, было сосредоточено 54 % стрелковых дивизий, 53 % артиллерии и минометов, 91,3 % танков и самоходных артиллерийских установок, которыми располагал 1-й Белорусский фронт. Такая концентрация сил и средств позволила достичь быстрого прорыва вражеской обороны на Висле, после чего свое веское слово сказали умело использованные Жуковым бронетанковые и механизированные войска. Имевшиеся в его распоряжении две танковые армии были введены в сражение на второй (1-я гвардейская) и третий день операции (2-я гвардейская), то есть лишь после того, как оборона противника была почти полностью прорвана. Это позволило сохранить силы подвижных групп для длительных и напряженных действий в оперативной глубине обороны. Танковые же корпуса и отдельные танковые бригады использовались в первом оперативном эшелоне в качестве армейских подвижных групп и танков непосредственной поддержки пехоты.

Благодаря такой тактике использования бронетанковых войск в Висло-Одерской операции были достигнуты необычайно высокие темпы наступления. В глубине вражеской обороны танковые армии покрывали в сутки до 45–50, а в отдельные дни даже до 70-100 км.

В следующей, Берлинской операции, маршал, вопреки, казалось бы, многократно подтвержденным канонам военного искусства, поступил как раз наоборот. Танковые армии он ввел в сражение еще до прорыва всей тактической зоны обороны. Такой вариант действий ему диктовала обстановка: от Зееловских высот до Берлина немцы устроили сплошную глубокоэшелонированную оборону, которую, не введи маршал в сражение танки, пришлось бы прорывать пехоте. Можно лишь представить, с какими жертвами это было сопряжено и насколько затянулся бы прорыв наших войск к фашистской столице.

Надо, однако, признать, что и в этом случае потери, особенно техники, оказались очень болезненными: 45,3 % танкового парка было уничтожено, 47 % повреждено.

То, насколько Жуков был решительным противником всякого шаблона, ярко показывают его действия и в промежутке между этим двумя операциями — Висло-Одерской и Берлинской. Казалось, с выходом к Одеру можно было переходить к непосредственной борьбе за фашистскую столицу, тем более, что разведка докладывала о наличии у врага на подступах к городу сравнительно малых сил. Позднее некоторые военачальники, в первую очередь маршал В. И. Чуйков, настаивали, что так и надо было действовать. В этом случае Берлин, по их мнению, был бы взят уже в феврале, а не в мае.

Порядок действий Жукова выдает его напряженную, не прекращавшуюся ни на минуту аналитическую работу над замыслом предстоящей операции. Вначале он и сам полагал немедленное наступление на Берлин возможным. Более того — внес соответствующее предложение в Ставку, получил одобрение. Но Жуков не был бы великим полководцем, если бы, раз приняв решение, он, невзирая ни на что, настаивал бы на его реализации. Нет, маршал внимательно следил за изменением обстановки и по ряду признаков уловил назревавшую угрозу контрудара со стороны Восточной Померании.

Игнорирование столь серьезной опасности могло бы иметь далеко идущие негативные последствия. Невзирая на возможное недовольство Сталина, командующий 1-м Белорусским фронтом предложил новый план действий. Последний состоял в том, что, прежде чем наступать на Берлин, совместно с войсками соседнего 2-го Белорусского фронта разбить немецкую группу армий «Висла», нависшую над правым крылом наступающих советских войск и грозившую с севера. И полководец сумел настоять на своем решении.

Жукова всегда выручала также трезвая оценка противника. Он был убежден, что, оглупляя врага, мы тем самым уничижаем и себя. «Надо оценить по достоинству немецкую армию, с которой нам пришлось столкнуться с первых дней войны, — писал он в своих мемуарах. — Мы же не перед дурачками отступали по тысяче километров, а перед сильнейшей армией мира. Надо ясно сказать, что немецкая армия к началу войны была лучше нашей армии, лучше подготовлена, выучена, вооружена, психологически более готова к войне, втянута в нее, Она имела опыт войны, и притом войны победоносной. Это играет огромную роль. Надо также признать, что немецкий генеральный штаб и вообще немецкие штабы тогда лучше работали, чем наш Генеральный штаб и вообще наши штабы, немецкие командующие в тот период лучше и глубже думали, чем наши командующие. Мы учились в ходе войны и выучились, и стали бить немцев, но это был длительный процесс. И начался этот процесс с того, что на стороне немцев было преимущество во всех отношениях.

У нас стесняются писать о неустойчивости наших войск в начальном периоде войны. А войска бывали неустойчивыми и не только отступали, но и бежали, и впадали в панику. В нежелании признать это сказывается тенденция: дескать, народ не виноват, виновато только начальство. В общей форме это верно. В итоге это действительно так. Но, говоря конкретно, в начале войны мы плохо воевали не только наверху, но и внизу. Не секрет, что у нас рядом воевали дивизии, из которых одна дралась хорошо, стойко, а соседняя с ней бежала, испытав на себе такой же самый удар противника. Были разные командиры, разные дивизии, разные меры стойкости.

Обо всем этом следует говорить и писать, я бы сказал, что в этом есть даже педагогическая сторона: современные читатели, в том числе молодежь, не должны думать, что все зависит только от начальства. Нет, победа зависит от всех, от каждого человека, от его личной стойкости в бою».

Кроме глубокого, гибкого, трезвого ума, Жукова отличали редкая сила воли, непреклонная решимость выполнить поставленную задачу, твердость управления. Как писал маршал Баграмян, «из всех молниеносно выросших в предвоенные годы крупных военачальников Жуков был, безусловно, самой яркой и одаренной личностью… Из всех нас он выделялся не только по-истине железным упорством в достижении поставленной цели, но и особой оригинальностью мышления… Хорошо зная его способности, я не удивлялся его поразительной, даже для тех лет, военной карьере. Г. К. Жуков обладал не только военным дарованием, без которого в годы военных испытаний не может получиться полководца, но и жестким характером, беспощадностью к недобросовестным людям….И еще одна черта характера Жукова мне бросалась в глаза. Если он чего-нибудь добивался, то не любил идти к цели, как говорится, «медленным шагом, робким зигзагом». В таких случаях он шел напрямую».

Здесь сам собой напрашивается ставший уже хрестоматийным пример из истории обороны Москвы. 18 ноября 1941 г. командующий 16-й армией генерал Рокоссовский обратился к командующему Западным фронтом Жукову за разрешением отвести войска за Истринское водохранилище, чтобы там организовать оборону на выгодном естественном рубеже. Получив отказ, Рокоссовский добился такого разрешения непосредственно у начальника Генерального штаба маршала Шапошникова.

Ответом Жукова на это была телеграмма командарму-16: «Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать. Генерал армии Жуков».