Ливанская трясина. Война без победителей - Олег Якубов

— Мне часто задавали вопрос, была ли оправданной последующая ликвидация Ясина. Думаю, что да. После его ликвидации лидеры ХАМАСа согласились на прекращение огня и приступили к реорганизации, не изменив, правда, ни одного пункта в своей идеологической доктрине. Хочу отметить, что отношение израильских служб безопасности к ХАМАСу менялось неоднократно. Эта структуры была создана как организация, оказывающая помощь социально-слабым семьям палестинцев. Израильская гражданская администрация на территориях поддерживала ХАМАС и даже сотрудничала с ним, так как казалось, что с этой стороны никакой угрозы не существует. Их деятельность того, раннего периода заключалась в основном в борьбе с коммунистами и хулиганами, пристрастившимися к алкогольным напиткам и наркотикам. Только в середине восьмидесятых, когда созданный Ясином ХАМАС начал усиленно вооружаться, шейх был впервые арестован израильскими войсками.

— Сотрудники разведывательного отдела ШАБАКа должны уметь правильно оценивать возможности и делать правильные выводы, — считает Шараби. — Помню встречу некоего высокопоставленного израильского офицера из руководства военного южного округа с палестинцами, во время которой они жаловались на трудности и проблемы, просили помощи. Офицер поверил палестинцам и тогда в беседу вмешался сотрудник ШАБАКа, разбирающийся в ситуации не по наслышке. В ответ на заданные им конкретные вопросы палестинцы начали увиливать от прямых ответов, заикаться, не могли скрыть растерянности.

— Поверьте, мы делаем все возможное в пользу своей страны: предотвращаем кровопролитие, создаем удобные условия для переговоров. В ситуации, когда взрываются автобусы, никто из политиков не решится на переговоры о мире. Точечные ликвидации лучше всего убеждают палестинцев, те начинают соображать, что при помощи террора политических успехов добиться нельзя, — утверждает Шалом Шараби.

…А мне припомнился 1996 год. Тогдашнему премьер-министру Израиля Биньямину Нетаниягу, чуть ли не как приватному адресату, пришло письмо от Ясера Арафата. Арафат писал, что в течение ближайших шести месяцев текст палестинской Хартии будет значительно изменен и израильское правительство, а господин премьер-министр Нетаниягу в первую очередь, должны понимать, что это исключительный политический акт, который в корне изменит взаимоотношение Израиля и Палестинской автономии. Но, как полагал Арафат, и Израиль сейчас должен сделать решительные шаги для позитивных перемен, не дожидаясь тех самых шести месяцев, когда текст Хартии будет изменен, поскольку, можно считать, это уже акт свершившийся.

Не лишним будет, наверное, напомнить, что палестинская Хартия на протяжении всего времени с момента ее принятия была одним из серьезнейших камней преткновения во взаимоотношениях Израиля с палестинцами. Израиль говорил о том, что невозможно вести полномасштабные переговоры с организацией, избравшей курс на полное уничтожение израильского государства и всех евреев. В те годы палестинская Хартия, а в автономии и стар и млад с гордостью говорили, что сей документ по сути — Конституция палестинцев, ровно наполовину всего своего текста действительно состояла из пунктов, призывающих к уничтожению Израиля, как государства, а равно и всех евреев. И вдруг такое письмо израильскому премьеру от палестинского лидера…

Рассказывали, что, получив сие послание, Нетаниягу поначалу даже несколько растерялся, хотя к людям слабохарактерным его никто не относил. Но было отчего. Письмо, как я уже подчеркнул, пришло по отнюдь не официальным каналам, хотя заявление было сделано вполне официальное и названы конкретные сроки исполнения. Кое-кто из советников израильского премьера даже высказывал мысль, что соратники Арафат могут не знать ни то что о письме и его содержании, но и о самой вероятности изменений текста Хартии — это было вполне в духе «раиса», как называли Арафата в автономии. Аккредитованные при израильском парламенте журналисты, разумеется, о письме узнали, но большого ажиотажа оно не вызвало, так как никто к этому серьезно не отнесся.

А спустя какое-то время в Рамалле, не помню уж по какому поводу, состоялась пресс-конференция журналистов с лидерами ПА. Рамалла — небольшой холмистый городок, прислонившийся к одной из окраин Иерусалима. Чистенькую, опрятную, застроенную зданиями белого камня Рамаллу, палестинцы торжественно именовали своей рабочей столицей. В отличии от грязной неопрятной, хаотичной Газы, с ее узкими и кривыми улочками, в Рамаллу и впрямь не стыдно было пригласить иностранцев, да и самим лидерам ПА, наверное. Доставляло удовольствие полюбоваться сверху на вольготно простиравшийся вожделенный Иерусалим.

На той пресс-конференции, о которой я веду речь, присутствовали как израильские, так и зарубежные журналисты. Никогда я не любил пресс-конференций (уж извините за столь откровенное признание), мне скучно и неинтересно на них было, потому как ценился во все времена только эксклюзив. Вел пресс-конференцию Абу-Мазен, незадолго до этого официально провозглашенный приемником Арафата. Махмудом Аббасом его в те годы никто не называл, да подозреваю, что мало кто и знал настоящую фамилию «правой руки» Арафата. Когда пресс-конференция завершилась, я под каким-то предлогом задержался, остановил уже выходящего из зала Абу-Мазена и без лишних слов протянул ему свою визитную карточку. На мое репортерское счастье, он не сунул ее тут же в карман, а вежливо прочитал. Узнав, что податель визитки — главный редактор «Международной газеты», Абу-Мазен очень любезно сказал, что у него есть несколько свободных минут и он готов ответить на мои вопросы. Мы недолго поговорили о международных связях ПА, потом отвечая на мой вопрос о политической биографии самого Абу-Мазена он обмолвился, что докторскую диссертацию защищал на кафедре истории Ленинградского госуниверситета. Сам по себе этот факт сенсацией не являлся — многие представители арабских стран учились в советских вузах, но темой докторской диссертации я поинтересовался.

— Я писал докторскую о сионистском движении и его распространении в мире.

— Довольно удивительно, что именно вы выбрали такую тему, — заметил я.

— Ну что же здесь удивительного, — возразил мой собеседник. — Учение врага и его идеологию нужно знать не хуже самого врага. — И тут же поняв, что сказал лишнее, добавив в последующую фразу шутливую интонацию, поправился. — Ну это мы тогда считали, что сионисты — наши враги.

— Сейчас, стало быть, так не считаете? — не упустил я возможность как следует обработать почти даром доставшийся «мяч».

И тут я получил подарок, поистине для журналиста сказочный. Не отвечая впрямую на мой слишком уж прямолинейно построенный вопрос, Абу-Мазен заговорил об ином:

— Вы, как я понял, гражданин Израиля. Так вот, известно ли вам что-нибудь о нашем намерении изменить текст палестинской Хартии и о изъятии из него тех пунктов, которые касаются Израиля и евреев?

— Известно, что Нетаниягу получил письмо по этому поводу от Арафата, но особых подробностей, честно говоря, не знаю.

— Вот видите, — с удовлетворением отметил Абу-Мазен. — Даже израильская пресса не удосужилась сконцентрировать свое внимание на этом поистине историческом для нас всех моменте. Как же вы не понимаете, что Хартия имеет для нашего народа особое, святое значения. Это и наша Конституция, и наше знамя, и наша идеология. Да еще вчера палестинцы и думать не могли и не смели, что текст Хартии может быть изменен, а сегодня мы эту работу уже проводим. У нас даже готов вариант, рабочий конечно, в котором изъяты все касающиеся Израиля пункты. Понятно, что мы испытываем сильнейшее сопротивление внутренней оппозиции и для того, чтобы это сопротивление преодолеть, нужно время и время немалое. Я уж не говорю, что сам технический процесс — составление нового текста, его обсуждение, да в конце-концов чисто техническое издание новой Хартии — на все это тоже требуется время. И когда мы говорим, что новая Хартия не просто будет составлена, а уже и опубликована через полгода, в Израиле нам не хотят верить. Разве это не обидно? — заключил он свой горячий монолог.