Звезды примут нас - Борис Борисович Батыршин

инцидента с «обручем», когда погибли Опиньяк и Бабенко. Вот ведь судьба у человека — второй раз, на том же месте и, похоже, по тому же самому поводу. И снова жив, цел, судя по довольно бодрым репликам, которыми он обменивается с Пьером. Если так дело пойдёт, то обитатели «Ловелла» могут начать избегать брать Майкла в напарники. Астронавты — народ по-своему суеверный, и никому не захочется приобрести славу очередного спасённого стараниями чересчур удачливого американца… если повезёт, конечно, не разделить судьбу двух его предыдущих спутников.

Ладно, это всё лирика, а у нас тут дела поважнее — судя по темпу, с которым передвигались ползучие твари, они вот-вот преодолеют пылевую завесу и вынырнут на открытое место метрах в двадцати от нас.

— Поехалль, Алексис?

Это Пьер. Он прав, надо торопиться, неизвестно, в каком состоянии Тимур, и сколько ещё он протянет. Но и оставлять дело непрояснённым тоже нельзя — если электрические гадины продолжат двигаться тем же курсом и с той же скоростью, то черед полчаса они уткнутся прямёхонько в крайний купол «Ловелла». А это, друзья, никуда не годится…

— Пьер, слышишь меня?

— Уи, командир!

Отвези раненого на станцию — и сразу возвращайся за мной. И попроси у геологов десяток подрывных зарядов и катушку с кабелем. Скажи — всё объясним потом, а сейчас пусть просто поверят.

— Зарь-яды? Эксплози… взрывайт? Но зачьемм?

— Потом, сказал же! Исполнять!

Он развёл руками и полез в багги. Спустя пару секунд лунная тележка тронулась, на этот раз плавно, без рывков — и покатила в сторону хорошо видных отсюда куполов станции. Я проводил их взглядом и развернулся навстречу показавшимся из пылевой тучи смертоносным червякам.

Ну, здравствуйте, олгой-хорхои, ужас кочевников Внутренней Монголии. Далеко же вы забрались от песков своей пустыни Гоби…

Я машинально отметил, что обе гадины ползут заметно медленнее, да и движения их, все эти сокращения-вытягивания, стали какими-то судорожными, дёргаными — такими темпами они доберутся до куполов не раньше, чем через час и это хорошо. Может, ледяной холод и отсутствие атмосферы всё же как-то на них влияют? Ладно, с этим будем разбираться потом, когда сумеем завалить хотя бы одну тварь и утащить хладный труп в «Ловелл» на предмет вскрытия и изучения. Вот этим и займёмся, только сначала надо связаться с диспетчерской — во время нашей сумасшедшей гонки я, оказывается, отключил рацию, и теперь они там наверное, совсем с ума сходят…

Беседа с диспетчерской заняла минуты три. Я в пулемётном темпе выпалил доклад о происходящем, попросил подготовить для Пьера взрывотехнические причиндалы, особо отметив, что задерживать его не стоит нив коем случае — как не стоит и посылать с ним подкрепление. Мы сами тут справимся, заявил я, а вы пока расспросите Стражински — мы-то прибыли на место действия с изрядным опозданием и, похоже, пропустили самое интересное.

Диспетчер сделала попытку заставить меня поговорить с начальником станции, отчего я умело увильнул, заявив, что опасные твари уже приближаются и времени у меня нет совсем, вот ни чуточки. На заднем плане раздались дружные охи, причём среди них я вроде-был разобрал голос Юльки, безуспешно прорывавшейся к микрофону. Прости, дорогая подруга, всё потом — а сейчас у меня действительно нету лишней секунды. С тем разговор и закончился: я бесцеремонно вырубил рацию, успев, правда, пообещать выйти на связь, когда что-то, наконец, определится.

Сейчас самым актуальным было определить, на какой дистанции червяки могут пускать в ход свои смертоносные электроразряды. Один из сброшенных с багги контейнеров — кажется, упаковка от спектрографа, — валялась точно на пути одного из электрических червяков. Я с замиранием сердца вёл отсчёт сокращающейся дистанции: «двадцать… девятнадцать… восемнадцать…» — на счёте «двенадцать» что-то мелькнуло, и от рыла твари к цели протянулся жгут скрученных молний. Искры брызнули, как от электросварки — надо полагать, большая часть пластика, из которого был изготовлена многострадальная упаковка, попросту испарилась, разбрызгав раскалённые останки вокруг. Коробку, вернее то, что от неё осталось, отбросило шагов на пять в сторону. Я ожидал, что последуют новые разряды, но нет — тварь ни на йоту не изменила курса, потеряв интерес к подстреленной таре

Так, это уже что-то: значит, олгой-хорхои способны поражать свои жертвы на расстоянии примерно десяти-двенадцати метров. Между прочим, — каким образом вообще могут делать это здесь, на Луне? Вакуум, как известно, диэлектрик, носителей заряда здесь нет. Возможно, там, вкратере, можно было списать этот эффект на какие-то остатки атмосферы, попавшей сюда вместе с червями через «звёздный обруч» (теперь нет никаких сомнений, что дело именно в нём) — но не на таком же удалении? Тут любой выброс газа десять раз развеется без остатка — однако я сам свидетель тому, что олгой-хорхоям это ничуть не мешает пускать в ход их оружие.

Я сделал несколько шагов, заходя червякам во фланг — удивительно, но они не обратили на меня ни малейшего внимания. До них было метров пятнадцать — достаточно, чтобы резко разорвать дистанцию, если твари всё же передумают. Кстати, я отметил, что впечатление насчёт медлительности и судорожности их движений вовсе не были иллюзией — и тормозят, и дёргаются в каких-то непонятных конвульсиях…

Я откинул шторку барабана и принялся насыщать каморы гильзами-вспышками, стараясь выбирать красные, удвоенной мощности. Щелчок ударника, взгляд на затыльник — огонёк зелёный, оружие готово к выстрелу. Я не сомневался, что сумею попасть по такой здоровенной мишени с такого пустякового расстояния — и, тем не менее, присел на одно колено, перехватил лазерный револьвер обеими руками и, задержав дыхание, нажал на спуск.

Ш-ших! — никакого звука, естественно, не было, его дорисовало моё воображение. Бок олгой-хорхоя не брызнул электросваркой, подобно расстрелянному ящику из-под спектрографа — в месте попадания вспыхнула ослепительная точка, мгновенно превратившаяся в красное, быстро тускнеющее пятно. Я напряг зрение — ничего похожего на сквозное отверстие невидно, как и какой-то реакции подстреленной твари. Ползёт себе и ползёт, дергается, дерьмо электрическое…

Красная лампочка на затыльнике револьвера пожелтела, мигнула, стала красной. Ещё выстрел, ещё красное пятнышко неподалёку от первого, от которого осталось едва заметное чёрное пятнышко. На этот раз червяк конвульсивно изогнулся — я шарахнулся назад, решив, что он-таки обнаружил меня и собирается напасть — поднял небольшое облачко реголитовой пыли, замер, и спустя минуты полторы пополз своей дорогой. За это время барабан успел остыть, и я всадил ещё один луч, целя ближе к «голове». На этот раз я решил рискнуть, и второй выстрел произвёл, когда лампочка пожелтела. И не прогадал: на этот раз конвульсии оказались