За мертвой чертой - Александр Кучаев

– Мама, ты видишь, что со мной происходит!

– Анечка, милая, ой! – воскликнула женщина. Она тоже протянула было руки, но в ту же секунду без чувств повалилась на ступеньки.

Забыв о болезни, Анна подбежала к ней и осторожно приподняла за плечи, придерживая голову.

Мать, очнувшись от обморока, прошептала:

– Доченька, кровинушка моя, ну скажи, что это не сон.

– Мамуленька, дорогая, я сама ещё не знаю, сон это или явь. Давай спросим у того мужчины. Сударь, вы видите, что с нами происходит, – во сне это или наяву!?

– Это почти что сон, – с ухмылкой произнёс дон Кристобаль. – Но почти что наяву.

Он сделал движение, очевидно намереваясь перескочить через ограду и вернуться на прохожую часть улицы.

– Стойте, куда же вы! – вскричала девушка. Оставив мать, она подбежала к целителю и взяла его за руку. – Подождите, неужели вы вот так собираетесь покинуть нас?

– Разве я ещё нужен вам? – последовал ответ. – По-моему, вы чувствуете себя гораздо лучше и с каждым мгновением сил у вас прибывает. Ваш организм не перестаёт наливаться мощной жизненной энергией, неужели вы не замечаете этого?

– Всё именно так, как вы говорите, – проговорила девушка. Она отступила на шаг и сжала руки в кулачки, словно проверяя себя. – Но мне будет страшно без вас. Я боюсь, как бы…

– Хорошо, я задержусь ненадолго. С одним условием: если напоите меня крепким чёрным байховым чаем. Наикрепчайшим. Из медного самовара с древесными углями и трубой. Он хранится в подвале вашего дома. И обязательно с комковым сахаром в синей обёрточной бумаге. С тем самым, который на верхней полке в кухонном шкафу. Когда-то я любил именно такой. Ах да, я не вернул томик Есенина!

Бросив взгляд в раскрытую книгу, дон Кристобаль прочитал:

Воробушки игривые,

Как детки сиротливые,

Прижались у окна.

И добавил:

– Сергей Есенин! Чудесный поэт. Гений! И чудные стихи.

Вручив томик девушке, он подержал её ладошку в своей руке и сказал:

– Как войдёте в дом, подойдите к зеркалу. Убеждён, что не узнаете себя. Вы становитесь такой красавицей!.. По правде сказать, такой красоты я ещё не видывал. Ни там, ни здесь.

Мать наконец поднялась со ступенек, подошла к дочери и, обливаясь слезами, обняла её.

– Анечка, милая, как же удалось тебе, сердынько моё?

Анна повернулась к дону Кристобалю.

– Это он, этот человек заставил меня выйти из гамака.

Мать бросилась в ноги испанца и попыталась обнять его башмаки. Она больше не могла говорить, а только захлёбывалась в негромких судорожных рыданиях, и слёзы безудержно текли из её глаз.

Когда эмоции поутихли, мать поставила самовар на верандном столике, и они втроём долго пили горячий чай. Из блюдечка. В прикуску с твёрдым пилёным сахаром.

За чаепитием Анна всё больше наливалась необычайной сказочной красотой; как-то неуловимо для глаз тщедушность, только что одолевавшая её, сменилась здоровьем, а худоба – ни с чем не сравнимыми женственными округлыми формами. Смотреть на это дивное создание природы теперь доставляло истинное наслаждение.

Многие, очень многие потом испытали на себе воздействие магической красы госпожи Смолецкой.

Мой испанец собирался пробыть у новых знакомых лишь несколько минут, а ушёл через пару с лишним часов.

При прощании дон Кристобаль пообещал навестить девушку на другой день.

С тех пор он зачастил в дом с зелёным палисадником, нередко забывая о том, чем, собственно, мы с ним должны заниматься и перекладывая значительную часть своей работы на меня. Одним словом, испанец влюбился до беспамятства.

Его страсть к девушке в самом скором времени заметно обострила ситуацию с проведением наших реформ и в итоге обернулась весьма неприятными последствиями и для меня с Черноусовым.

Однако до поры до времени события в Ольмаполе продолжали развиваться в заданном направлении.

Огромные средства, появившиеся у мэрии, шли не только на решение социальных проблем, образование и здравоохранение.

Мой шеф был знаком с трудами многих экономистов и политиков. Не являлись исключением и работы Ульянова-Ленина.

– В конечном счёте, самое главное – это наивысшая производительность труда, – вслед за Тимошиным не единожды повторял он высказывание вождя мирового пролетариата. – Вот где ключ от всех проблем. Нам нужна идеальная экономическая модель!

Не буду перечислять направления его экономической деятельности. Укажу только, что в основу её легла компьютерная программа координирования экономики «Пионер», созданная в конце прошлого века великим советским шахматистом и учёным Михаилом Ботвинником. Суть её – в выявлении тупиковых решений, прогнозировании будущих трудностей и нахождении выходов из возникающих кризисных ситуаций.

Из-за противодействия властей, при которых жил учёный, компьютерный проект, на многие десятки лет опередивший своё время, так и не был доведен до конца.

И вот мэр Ольмаполя вновь вернулся к «Пионеру» и для совершенствования его привлёк самых выдающихся электронщиков-программистов, чтобы с их помощью найти наиболее приемлемые пути развития города. Судьба отвела Черноусову менее двух лет, и всё же благодаря компьютерной программе он успел кое-что взять на вооружение.

Большей частью меня интересовало внедрение разных новаций, научных разработок и технических достижений.

Выше я упоминал чиновника Артюшина, ответственного за применение изобретений. Так вот, по окончании экзекуции с перьями этот человек словно очнулся от сна и принялся наконец рьяно выполнять свои обязанности.

Едва отмывшись от дёгтя, Артюшин отправился на окраину города, где в ветхой лачуге проживал никому не известный учёный-изобретатель Виктор Иванович Пеймер, кандидат наук, связанный с физикой, химией, биологией и чем-то ещё.

Несколько лет назад Пеймер приходил к нашему чиновнику с предложением организации производства мяса на основе использования азота и углерода из воздуха, газовых промышленных выбросов и ещё каких-то добавок.

Пеймер напирал, обещая пресытить и озолотить Ольмаполь. Артюшин же высмеял его, выругал за агрессивность и пообещал засадить в психушку, если тот придёт к нему ещё раз.

– Только сумасшедшими не хватало заниматься, будто у меня нет других дел! – заявил он уже после ухода посетителя. – О-о, вот бред-то! И что только не приходит людям в голову!

Надо сказать, что Пеймер своим изобретением занимался уже лет пятнадцать. Незначительные средства, которыми он располагал, чуть ли не целиком уходили на совершенствование оборудования, стоявшего в кривобокой сараюшке позади саманного дома, оштукатуренного и побелённого.