Мост в небеса. История убийства моих сестер и его последствий для нашей семьи - Дженин Камминс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джин по-прежнему молчал. Ему не нравилось происходящее, и он не доверял этому офицеру. Он был уверен: тот подозревает Тома гораздо сильнее, чем делает вид. Да, его версии произошедшего звучали убедительнее, чем рассказ Тома, но Джину почему-то казалось, что Джейкобсмейер сам не верит в то, что говорит. Похоже, он пытался внушить ему, что он на стороне Тома, заставить расслабиться и принять участие в допросе сына. «Девяносто футов, – думал он. – Возможно, Том и впрямь не все вспомнил или не все рассказал».
Он глянул на Джейкобсмейера, который с непроницаемым лицом терпеливо ждал его ответа. Джин понимал: если он согласится с ними сотрудничать, отношение полицейских к нему изменится и они позволят ему увидеться и поговорить с сыном, а значит, он получит хотя бы частичный контроль над ситуацией. Он твердо решил сделать все, что в его силах, чтобы помочь сыну. Он свел ладони, как при молитве, и опустил их между колен. Глянув на сидящего перед ним человека, считающего его сына убийцей, он ощутил глухой гнев. «Я докажу, что ты ошибаешься», – подумал он, а вслух сказал:
– Я вам помогу.
В уже упомянутой в начале предыдущей главы статье «Принудительное убеждение и изменение мировоззрения» Офше, помимо прочего, пишет:
В ряде нестандартных случаев современные методы полицейского допроса напоминают методы перепрограммирования мышления… Хотя они редко применяются одновременно, для получения ложного признания используют следующие приемы: предъявление ложных подозрений, ведение допроса с применением широко известных методов, игра на психологических слабостях подозреваемого… Тактика, призванная изменить позицию подозреваемого и добиться от него ложного признания, включает в себя приемы, направленные на обострение его чувства вины и дестабилизацию его эмоционального состояния…
Ситуация, в которой находился Том Камминс всю вторую половину дня пятого апреля 1991 года, явно относилась к нестандартным. Что касается психологической уязвимости, обостренной чувством вины и общим эмоциональным расстройством парня, тоскливо глядевшего в окно кабинета, она была колоссальной. Он не спал больше полутора суток, но даже не чувствовал усталости – просто, как только его переставали дергать, голова у него автоматически падала на грудь. Но несмотря на истощение и жестокий душевный раздрай Том оставался непреклонен.
– Я этого не делал, – твердил он, сидя в уже опустевшем помещении.
В 1988 году Офше совместно со своим коллегой доктором Ричардом А. Лео провел исследование для юридического факультета Северо-Западного университета. Оно было опубликовано в журнале Journal of Criminal Law and Criminology под названием «Последствия ложных признаний: ущемление свободы и отступление от принципов правосудия в эпоху применения методов психологического давления при допросах». Вот что он пишет:
Иногда следователи так хотят закрыть дело, что прибегают к использованию психологических методов допроса с целью убедить или принудить подозреваемого сделать заявление, которое позволит его арестовать.
Офше также предупреждает:
Американские полицейские в среднем плохо подготовлены к ведению допросов и плохо представляют себе возможные риски и последствия ложных признаний. Офицеров полиции США редко учат по ряду определяющих признаков распознавать ложное признание, выяснять, что побуждает подозреваемого давать подобные показания, и избегать таких ситуаций. Напротив, ряд авторов методических пособий по полицейским допросам твердо, хоть и безосновательно убеждены в том, что современные психологические методы допросов не способны выбить признательные показания из невиновного человека. Это утверждение категорически противоречит результатам всех исследований в области практики полицейских допросов, поэтому его следует признать не только ошибочным, но и крайне опасным.
К концу дня пятого апреля полицейское отделение Сент-Луиса уже было в фокусе пристального внимания общественности, и офицерам явно не терпелось поскорее закрыть дело. Две молодые талантливые девушки пропали без вести, а полиция все еще не сделала ни одного заявления по поводу нападавших, мало того, она даже не нашла тел жертв. Пресса охотно подхватила невероятный рассказ Тома о четырех жестоких насильниках и убийцах; шумиха вокруг происшествия достигла поистине небывалых для Сент-Луиса масштабов и продолжала нарастать. Медиа представили Джулию и Робин практически великомученицами. Вся ситуация начинала напоминать какой-то нездоровый цирк с городской полицией на арене. Публика смотрела на них и требовала ответов.
В крошечный кабинет, где сидел Том, Гази вернулся с еще одним детективом. Его звали Кристофер Паппас, хотя Том не помнил, откуда он это узнал. Вряд ли тот учтиво представился – вероятно, Том просто слышал, как Гази называл его по имени.
– Ну что, готов говорить правду? – спросил Гази.
Том кивнул. Гази встал по другую сторону маленького стола, упираясь в него костяшками пальцев и нависнув над парнем. Паппас занял позицию позади Тома и взялся руками за спинку его стула. Том подался вперед.
– Хорошо. Итак, ты падал с моста или нет? – тихо начал Гази.
Том сглотнул и осторожно кивнул.
– Да твою же мать! – заорал Гази, второй раз за день ударив руками по столу. – Не было этого! Не мог ты оттуда упасть! Мы точно знаем, что ты лжешь. Ты только запутываешь дело. В береговой охране сказали, что ты не мог выплыть на берег округа Миссури.
Внезапно голос подал Паппас:
– Спорим, ты не знаешь, что на том участке реки полно водозаборных труб. Знал бы – придумал бы сказочку поубедительнее. Если бы ты упал с моста, как ты говоришь, тебя бы просто засосало в одну из них. Без вариантов.
Том вздрогнул: Паппас говорил ему прямо в ухо. Но он хотя бы не орал.
– Послушайте, я уже рассказал вам, как все было, я не знаю, что еще…
– Заткнись, – перебил его Гази. – Заткни, на хрен, варежку, говна ты кусок.
– Я хочу увидеть отца, – заявил Том.
Гази захохотал. Слова Тома его развеселили.
– Ой, мальчик хочет к папочке? Как мило, – насмешливо произнес Гази карикатурно высоким противным голосом. – Боюсь, папочка тебя не спасет, малыш. Ты по уши в дерьме, родной. Мы знаем, что ты сделал, и если ты сейчас же не скажешь правду, то не увидишься ни