Кодекс скверны. Предтеча - Ольга Ясницкая

— Сам нарвался. Забудь, всё же обошлось.

— Не оправдывай её. Она знала, что творит.

— Послушай, — Керс внимательно посмотрел в её глаза, в которых отчётливо читалась досада, — ты не сможешь контролировать Альтеру до тех пор, пока не примешь себя какой есть. Она часть тебя, сколько бы ты ни твердила обратное.

— Ошибаешься. У нас нет ничего общего, кроме тела. И, боюсь, однажды она всё-таки возьмёт верх.

Наверное, чертовски сложно вечно бороться с тем, кого невозможно ни убить, ни изгнать, ни даже просто отвернуться и заткнуть уши. Он бы и рад ей помочь, но как?

Керс снова приложился к фляге. Да, Харо прав, пойло выдалось крепковатым. Нужно повнимательнее с пропорциями.

— Тебе не кажется, что слишком налегаешь на эту дрянь? — Твин осуждающе покачала головой.

Он равнодушно пожал плечами:

— Какая разница. Лучшее, считай, позади.

— И не поспоришь, — тяжело вздохнула она. — Зато будет, что вспомнить.

Он словил себя на мысли, что уже минуту не может оторваться от её глаз, бездонных, как ночное небо. Догадывается ли она? Впрочем, какая разница. Между ними всё равно ничего не могло быть, слишком сильная у неё связь с Семидесятым. Настолько, что, кажется, они не проживут и дня друг без друга.

— А давай сбежим? — неожиданно для себя выпалил он. — Вот прям сейчас, и катись всё к псам. Вчетвером как-нибудь справимся.

— Совсем сбрендил? — обомлела Твин. — Говорю же, много бухаешь.

— А что? Кто нам помешает?

— Хотя бы антидот. Долго без него протянем?

— У уруттанцев что-то найдётся на замену, живут же как-то.

— Да они нас и на километр не подпустят. Керс, мы никому, нигде не нужны. Без людей нам не выжить, нравится нам это или нет.

— Можно попробовать податься к северянам.

— А что ты знаешь о них? Кто они? Как относятся к таким, как мы? Не факт, что они не прихлопнут нас, как мух.

И то верно. Про северян он знал не больше остальных. Люди технологий, да и всё, в общем. Керс осушил флягу. В голове начинало мутнеть, но так проще не думать. Самое обидное, что Твин права и он это прекрасно понимает, а всё равно от безнадёги хоть волком вой.

— Керс, — она опустила ладонь на его руку, — всё будет нормально, вот увидишь.

От её прикосновения по телу прошла лёгкая дрожь. Он давно привык сдерживать себя, но в этот раз побороть искушение поцеловать её оказалось не так просто. Может из-за выпивки, а может потому, что совсем скоро её уже не будет рядом. Собравшись с духом, он отдёрнул руку.

— Прохлаждаетесь? — из норы показался довольный Слай.

В руках крепко сжимал детёныша месмерита. Следом выбрался Харо, неся второго.

— Прокусила мне палец, представляете? — гордо сообщил Слай, ухватив щенка за холку.

Белёсые глаза сердито уставились на мучителя. Плоская морда с большим носом-кнопкой скалилась острыми, как иглы, зубами. С разинутой пасти стекала на землю тягучая слюна. Острые уши прижались к короткой шее, густой мех отливал бурым, мясистый хвост яростно хлестал по воздуху.

— Не мучай животину! — Харо толкнул друга в плечо.

— Вы серьёзно собрались тащить их с собой? — опешила Твин.

— А что такого? Сойдёт за добычу. Всё равно сдохнут ведь без мамки, а так может и пригодятся для чего.

— Интересно, что скажет Седой? — Керс еле сдержал улыбку, представив осоловелые глаза старика при виде живых детёнышей самой опасной твари окрестностей.

Слай осмотрел щенка, раздумывая над ответом.

— Думаю, скажет что-то вроде: «Отличная работа! Прикажу, чтобы выдали всем по двойной порции на ужин».

— У вас совсем мозги пересохли от этих ваших поганок?! — орал Седой, обхватив голову руками. — Что мне, по-вашему, с ними делать?

Все четверо молчали, виновато опустив глаза. Вместо того чтобы избавиться от провонявшей формы, смыть грязь и набить пустые животы горячей похлёбкой, они, опозоренные, стояли посреди коморки помощника Мастера и выслушивали гневные тирады.

— Вот этих, — Седой по очереди ткнул кривым пальцем, — ещё понять можно. У них же ветер в голове. Но ты, Керс… Да от тебя разит этим твоим синим дымом за версту! Коли мозг совсем пропил, хоть бы костным пораскинул. Вот на кой они мне сдались?

Керс склонил голову и смущённо пожал плечами. Он-то здесь причём? Откуда было знать, что Слай воспримет его шутку буквально.

— Мы можем завтра отнести их назад, — неуверенно предложила Твин.

— Да ну? И кто вам позволит? — фыркнул старик. — Значит так, вы сейчас же от них избавитесь или, клянусь, до самых торгов будете гадить в портки у Стены Раздумий. Впитали?

Четверо оживлённо закивали.

— Не понял, вы ещё здесь? — рявкнул Седой.

— Вот тебе и добавка к ужину, — хохотнула Твин, прикрывая дверь. — Ну что, Слай, сытно накормили?

— Ага, по самое не хочу.

— Жаль зверюг, — Харо выловил одного из клетки. Щенок возмущённо взвизгнул и клацнул зубами прямо у пальца. — Лучше бы в берлоге оставили.

— Зато от голода не подохнут, — возразил Керс, — мучиться не будут.

С этими словами он запустил руку в клетку. Щенок изворачивался, словно предчувствуя близкую смерть, но вскоре был схвачен за шкирку.

Он поднял щенка на уровне глаз, наблюдая, как тот извивается, жалобно скуля, и месит воздух короткими лапами. Поколебавшись, он опустил ладонь на голову месмерита. Шея тихо хрустнула и маленькое тельце безвольно обвисло.

Харо с сожалением похлопал ладонью по спине щенка и, взяв его покрепче за морду, проделал то же самое.

Слай молча наблюдал за ними, раздумывая о чём-то своём. Видно, винит себя. Не пристало убивать беззащитных, неправильно это. Твин опустила руку на его плечо, стараясь подбодрить.

— Ладно, идите отдыхать, сам от них избавлюсь, — Керс взял у Харо ещё тёплое тельце месмерита и пошагал к противоположному концу двора. Там можно сжечь, не рискуя спалить весь Терсентум.

Раньше как-то и в голову не приходило, что у них намного больше общего с тварями из пустошей, чем с людьми. Осквернённых так же боятся и презирают, за ними также охотятся, и так же бессмысленно убивают, когда те оказываются бесполезными.

«Любая попытка смены власти, переворота, подстрекания к гражданской войне или других действий, ведущих к незаконным изменениям государственного режима, карается смертной казнью через повешение без права на апелляцию или помилование. Все члены семьи обвинённого лишаются социальных статусов, занимаемых постов и нажитого имущества с пожизненным запретом на службу в любой государственной структуре и общественных организациях»