Библиотекарь, или Как украсть президентское кресло - Ларри Бейнхарт

— Мы победим, — решительный и мрачный голос Уоллеса прервал полёт фантазии Скотта. Голос напоминал голос Джорджа С. Скотта из Патона. Жаль, у Уоллеса не было в руках кнута, он бы здорово смотрелся сейчас, поигрывая им. «Помните битву за Арденнский выступ? Тогда противник предпринял отчаянную попытку прорваться сквозь наши ряды, но они только вклинились ещё глубже и были взяты в плен».

— Небо будет чистым и только потому, что следить за этим будем мы. На их контратаку мы ответим контратакой. У них меньше людей и меньше оружия. У нас всего больше. Вся сегодняшняя американская военная политика базируется на этом: у кого всего больше и кто этим пользуется, тот и выигрывает, это и есть залог победы.

Безусловно, Уоллес пёкся только о собственной выгоде. Чем больше денег вбухивалось в дело, тем больше денег оседало у него самого в карманах. Все молчали. Молчали не потому, что не знали, а потому, что не возражали. Каждый зарабатывает, как может, в этом нет ничего постыдного.

— Надо собрать все наши силы и нанести последний сокрушающий удар. Захватим всё эфирное время, покажем им, где раки зимуют, заставим их бояться нас и трепетать перед нами. Вперёд, к победе!

Тут в комнату, где проходило совещание, вошел старенький седенький человечек — это был министр иностранных дел Эдвард Хоаглэнд.

За той областью, где существуют вещи, о которых все знают, но никто не говорит, начинается область догадок и предположений, область, где хранится информация о том, что действительно имеет место быть, но доказать это нельзя никак. Это — результат кивков, красноречивых молчаний, недомолвок. И если когда-нибудь факты становятся общеизвестны, то ни одно из действующих лиц никогда не признается, что принимал в этом участие; такие сделки по природе своей закрытые, о них не говорят вслух, ведь очень часто за ними скрываются преступления.

Но если на земле лежит яблоко, значит, яблоня стоит рядом.

Официально история выглядит следующим образом. Газ Скотт, молодой, энергичный, тщеславный, прошёл в Сенат с первой же попытки. У него были связи, и он со своими идеями удачно попал в струю — в Америке наблюдался рост интереса к консерватизму — кроме этого, он умел убеждать, в особенности он умел убеждать людей с деньгами. И эти люди убедили его попробовать побороться за президентское кресло, пообещав помочь ему не только на словах. Скотт стал президентом и уже в роли президента принялся претворять в жизнь ту политику, в которую верили и эти люди с деньгами, и он сам.

Конечно же, на ответственные посты он стал назначать тех, с кем ему было по пути, например Эдварда Хоаглэнда. Да, у него не было никакого официального опыта работы в сфере международных отношений, но он был нефтяным магнатом и был знаком со многими воротилами, в особенности в странах, где было много нефти.

Но официально история выглядит чуть иначе, хотя основные лица и события остались прежними.

Эдвард Хоаглэнд — глава огромной нефтяной индустрии, его семь компаний часто называют сестрами, и вот он и его коллеги и партнёры по нефтяному бизнесу, знакомые из области энергоснабжения, химической, топливной, фармацевтической промышленности, из сфер теле- и радиокоммуникаций, из лёгкой промышленности решили, что им нужен свой президент. Это решение не было нигде официально зафиксировано, между ними не было даже конкретного разговора об этом, однако решение было принято.

Скотт был не самым удачным кандидатом. Внимательно изучив его досье, они обнаружили, что многое там сильно утрированно, а многое и просто неправда. Скотт был не очень грамотен, например, он мог сказать «носок» вместо «носков», или сказать «мы», когда он имел ввиду «их». И всё же он был на голову выше других претендентов. Он не пытался делать вид, что его очень волнует сельское хозяйство или радоваться находке археологов в Южной Америке. Он очень свободно держался, он излучал энергию, и он не тушевался перед объективами телекамер.

Скотт ли пришёл первым к Хоаглэнду, Хоаглэнд ли его первым заметил, уже не важно.

Важно, что как только Хоаглэнд одобрил его, открылись шлюзы и деньги потекли рекой.

Когда кандидат в президенты стал президентом, Хоаглэнду потребовалось откуда-то приглядывать за ним, и он выбрал Министерство иностранных дел. Газ Скотт уменьшил налоги, так что поддержавшие его немедленно получили назад все вложенные деньги, потом он сократил вмешательство государства в экономику, начал приватизацию, изменил в сторону облегчения законодательство об охране окружающей среды. Кроме этого, он развязал три замечательнейшие войнушки, и у них в распоряжении оказалось целых три новых страны, правда, в одной из них оказалось меньше угля и нефти, чем ожидалось, и этой стране они снова разрешат вернуться к диким исламским традициям, но вот две другие не подкачали. И Скотт разместил там американские военные базы, которые влетали в копеечку дуракам, платившим налоги, а первоочередное право на разработку нефтяных месторождений предоставил консорциуму, во главе которого стояла компания, которую до тех пор, пока он не стал активным сторонником Скотта, возглавлял старенький седенький Эд Хоаглэнд.

Если на земле лежит яблоко, рядом стоит яблоня. Эта история действительно имела место быть.

Это не покажет ни один канал, это не войдёт даже в анналы историй предвыборных кампаний, потому что журналисты не пытаются докопаться до основы основ, они просто дают остроумные обзоры и приводят запоминающиеся цитаты, а ни сам Хоаглэнд, ни Скотт никогда не расскажут эту историю в приведённом выше виде. Так что на сегодняшний момент не существует, а возможно, и не будет существовать никогда ни одной письменной записи, подтверждающей, что яблоня стоит ой как близко к яблочку.

Не будет, если, конечно, какой-нибудь старик из Золотых Слонов, который страшно озабочен тем, как он предстанет перед потомками и мало времени уделяет тому, как он выглядит перед современниками, ничего не напишет. А потом не захочет сделать свою прекрасную библиотеку знаменитой, в надежде, что когда-нибудь какой-нибудь исследователь ахнет, увидев какой вклад в политическое развитие страны внёс этот самый слон.

Все замолчали и выжидательно посмотрели на министра. Эдвард Хоаглэнд молчал, и, в конце концов, сам президент обратился к нему: «Привет, Эд, рад что ты с нами. Сейчас я введу тебя в курс дела. Роджи, — обратился он к главе своей предвыборной кампании, — расскажи Эдду о наших дальнейших планах».

— У кого больше денег, тот и победит. Мы скупим всё эфирное время. Мы удвоим наши затраты. Пусть «Вперёд, ребята!» крутится денно и нощно.

Ещё до начала вторжения в Ирак Уоллес установил в расположениях военных частей большие экраны — такие бывают на рок-концертах, на стадионах, на Таймс Сквер. Так президент Скотт смог поговорить с войсками буквально за минуту до начала выступления. Скотт говорил уверенно — это достигалось многими тренировками — он говорил об ужасах войны, о том риске, которому подвергаются все бойцы, он старался максимально кратко, но предельно чётко объяснить, почему воевать надо, а свою речь закончил фразой: «Вперёд, ребята!» Он был уверен в себе и решителен, как Джон Уэйн или Рональд Рейган.