Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий - Александр Владимирович Шувалов

даже по отношению к ее детям, можно судить по тому, как писатель Бальзак долго помнил (в своих воспоминаниях), как он, будучи ребенком, боялся ее, когда их детьми водили здороваться, а вечером проститься с матерью. У ней было немало причуд и странностей». (Сегалин, 1925а, с. 68.)

«…Все ее ощущения неизбежно приобретают истерический характер… большую черствость матери к своему ребенку трудно себе и представить». (Цвейг, 1996а, с. 16–17.)

[Дядя, брат отца] «…был арестован по подозрению в убийстве молодой беременной крестьянки и после сенсационного процесса гильотинирован». (Там же, с. 11.)

Общая характеристика личности

«Равенство может быть правом, но никакая человеческая сила не в состоянии превратить его в факт».

Бальзак

«О шести годах, проведенных Бальзаком в духовной тюрьме, в Вандомском коллеже отцов-ораторианцев [известно]… “Оноре Бальзак, 8 лет и 5 месяцев, перенес оспу без осложнений, характер сангвинический, вспыльчив, подвержен нервной раздражительности…”» (Цвейг, 1996а, с. 18.)

«Когда ему было четырнадцать лет, директор коллежа г-н Марешаль написал матушке… чтобы она как можно скорее приехала за сыном. Его постиг недуг, он впал в своего рода коматозное состояние, тем более обеспокоившее наставников, что они не видели к тому причин. Мой брат был для них просто ленивым школьником, и они не понимали, каким умственным перенапряжением могло быть вызвано это заболевание мозга. Оноре стал таким худым и хилым, что походил на сомнамбулу, спящую с открытыми глазами…» (Сюр-вилъ. 1986, с. 29.)

«В школе у него отмечались эпилептические припадки, которые так испугали учителей, что они настояли, чтобы родители забрали сына домой». (Nisbet, 1891, с. 136.)

«В повседневной жизни отвратительный невежда, без всякого понятия. Все объяснения слушает с открытым ртом, от пошлостей его распирает, чванлив, как приказчик». (Гонкуры, 1964, с. 54.)

«Бионегативность на основе маниакально-депрессивной структуры личности». (Lange-Eichbaum, Kurth, 1967, с. 327.)

«Бальзак производил на парижан впечатление не гения, а эксцентричного чудака, и возможно, что в известном смысле современники были правы. Бальзак должен был казаться обществу эксцентричным, потому что он в буквальном смысле слова терял центр равновесия, как только он покидал свою комнату, свой письменный стол, свою работу… Человек, казавшийся своим современникам безумцем, был в действительности самым дисциплинированным творческим умом эпохи». (Цвейг, 1996а, с. 136–137.)

«Бальзак был весь в своих произведениях, в своем творчестве; там надо искать его, там судить о нем. Вне творчества его жизнь представляла какой-то странный, несвязный, причудливый и не сообразный ни с чем беспорядок, по самой этой бестолковости не поддающийся никакому анализу. Не следует делать из этого неблагоприятные выводы о его характере». (Денуартер, 1986, с. 353.)

Особенности творчества

«Если не верить в себя самого, нельзя быть гением».

Бальзак

«Литературное творчество не было для Бальзака необходимостью, и он никогда не воспринимал его как некую миссию. Он рассматривал писательство только как одну из многих возможностей выбиться, чтобы посредством денег и славы завоевать мир… В литературе нового времени это, пожалуй, самый грандиозный пример непрерывного и неукротимого творчества». (Цвейг, 1996а, с. 111.)

«Он спал до полуночи, затем купался, надевал белую мантию доминиканского монаха, черную ермолку и под действием кофе и дюжины свечей работал непрерывно до изнеможения по 12–20 часов подряд». (Nisbet, 1891, с. 137.)

«За исключением нескольких произведений, написанных в таком счастливом порыве вдохновения, что потом он к ним почти не прикасался (таких, как “Обедня безбожника”, “Гренадьер”, “Поручение”, “Покинутая женщина” и так далее), он держал по одиннадцать-двенадцать корректур каждого листа, прежде чем подписывать к печати этот долгожданный лист, настолько утомляя этими корректурами несчдстных типографских рабочих, что никто из них не мог отработать больше одной страницы Бальзака подряд». (Сюрвиль, 1986, с. 91.)

«Его знаменитые каникулы не были очень продолжительными: четыре-пять дней, иногда, в виде исключения, недели две — и вновь его охватывала лихорадка творчества… Но самое интересное было наблюдать за Бальзаком, когда кончались его так называемые каникулы, и он начинал писать. Бальзак спал хорошо и крепко и заводил большой будильник на два часа ночи. Он сам варил себе на спиртовке кофе и поджаривал несколько ломтиков хлеба, затем приступал к работе, лежа в постели, положив бумагу на поднятые колени. Он обычно работал часов до пяти вечера, подкрепляясь только кофр с тартинками. В пять часов вставал, одевался к обеду и оставался в гостиной до десяти часов, ровно в десять он исчезал и шел к себе спать. Никогда он не изменял этому установленному им порядку». (Маргонн Ж. де, 1986, с. 158–159.)

«Он никуда не ездит без рукописи. Даже когда он влюблен и следует за женщиной, его любовная страсть неизбежно подчиняется некоему высшему долгу. Вот он появляется у герцогини де Кастри, у г-жи Ганской в Женеве, пылая от нетерпения, опьяненный страстью, и тут же извещает возлюбленную, что после пяти часов речера она никогда не будет его видеть. Только после нерушимых двенадцати или пятнадцати часов, отданных письменному столу, может он отдать себя женщине». (Цвейг, 1996а, с. 152.)

«При описании Аустерлицкого сражения слышит пушечные выстрелы, ружейные залпы, стоны раненых. Говорил о своих героях как о живых людях и жил с ними одной жизнью. Однако при всем этом все же не забывал, что является их творцом, и ставил границы своим галлюцинаторным переживаниям». (Сегалин, 1926а, с. 38.)

«Должно быть, работая, он превращался в какую-то удивительную сомнамбулу — сосредоточившись на чем-нибудь одном, он интуитивно представлял себе все остальное, даже то, чего он не знал». (Гонкуры, 1964, с. 54.)

[Высказывание Бальзака о себе] «Мысли сами брызжут у меня из черепа, как струи фонтана. Это абсолютно бессознательный процесс». (Цвейг, 1996а, с. 138.)

«В нем много чудаческого, но все неисчислимые капризы Бальзака сплетены с его работой, не ею ли и обусловлены они всецело?…Ничто из природных данных не предопределяло эксцентрической, исполненной чудачеств жизни Бальзака. Она дала повод для бесчисленных анекдотов, вернее — вся состоит из чудачеств и анекдотов. Особенность их, однако, в том, что эти чудачества не столько были рассчитанной на внешний эффект позою, сколько — внутренне обусловленной