Вяземская голгофа - Татьяна Беспалова

* * *

Полуторка тронулась. Ксения легла на колени Пеструхину, высунувшись в окно, чтобы посмотреть назад. Они лежали бок о бок на краю дороги – тяжело раненный офицер и расстрелянный Соленовым провокатор. Мимо них бесконечной вереницей брели равнодушные призраки. На понурых плечах, в опустевших зрачках, на покрытых запекшейся кровью бинтах они несли войну. Война прилипла к голенищам их сапог, война забралась под опаленную одежду.

– Это война, Тимка! Война, война, вот она! – шептала Ксения. – А я иду к тебе, Тимка. Держись, я найду тебя!

– Экая ты говорунья! – усмехнулся Пеструхин. – Да и счастливец же твой Тимка! Вот повезло мужику!

– Да жив ли? – Ксения смутилась, закрыла губы ладошкой, уселась ровно, стараясь смотреть вперед на шныряющую между перелесками дорогу. – Посмотри, дядя, что творится!

* * *

Дело шло к вечеру. Дорога опустела. Беженцы и отступающие войска исчезли. Казалось, будто измученные люди убрались прочь с дороги, залегли по медвежьим берлогам в надежде переждать войну и ненастье. Замерзающее, напуганное войной мироздание бросало в ветровое стекло снеговые заряды, словно желая обратить полуторку в бегство, вернуть в Москву. Ксения смотрела, как счетчик спидометра наматывает километры: десять, пятнадцать, двадцать. На пустой дороге им попадались только воронки, но водителю удавалось их объехать. Густой лес по бокам дороги сменился редколесьем. Чахлые деревца тут и там торчали из подмерзающей болотной топи. Пеструхин встревожился первым.

– Тормози, раззява! – закричал он водителю, на ходу распахивая дверцу полуторки. – Или не слышишь?

Водитель вдавил педаль тормоза в пол с такой силой, что Ксения больно ударилась грудью о торпеду. В кузове зароптали бойцы, но командирского лая не было слышно. Ксения вылезла из кабины полуторки, встала бок о бок с Пеструхиным, прижалась плечом к его боку. В сером, набухшем снеговыми зарядами небе кружили кресты истребителей. Траектории движения крылатых машин пересекались огненными трассами, казавшимися особенно яркими на фоне блеклого предзимнего неба. Было ветрено. Первая поземка завивалась куделями между голыми стволами. Ветер гудел, раскачивая кроны недальнего, сильно прореженного бомбежкой леска. Рев моторов, треск пулеметных очередей казались едва слышными. Истребители вертелись, закладывая крутые виражи в равном бою, которому, казалось, не будет конца. А на земле люди стояли неподвижно, затаившись от ветра под обшарпанным боком полуторки.

– Кто это? – растерянно бормотала Ксения. – Что происходит? Воздушный бой?

– Так и есть, – отозвался один из солдат. – Наших – два истребителя и бомбардировщик. Эк они их оцепили, немцы-то! Впятером на троих навалились. Да в такую погоду! Не боятся обледенения! А говорили ведь, что немцы в плохую погоду не летают! Вранье! Летают!

– Я слышал на станции метро «Парк культуры», мы там налет пережидали. Там кто-то говорил за авиацию Западного фронта. Будто её уже нет… – сказал другой голос.

– Вранье! – рявкнул Пеструхин.

– Отставить пораженческие разговоры! – пролаял Гусельников.

– Ничего! Прорвутся! – голос паренька, того самого, фзушника, звенел хрупкой надеждой. – Они должны прорваться! Комсомольцы же!

– У меня сын – летчик, – тихо проговорил Пеструхин, и голос его пресекся. – Авиация Западного фронта…

Ксении хотелось посмотреть ему в глаза, узнать, не плачет ли. Но для этого надо было стать лицом к лицу, подняться на цыпочки.

– Дяденька, а сколько тебе лет? – тихо спросила она, только чтобы вновь услышать его голос.

– Пятьдесят пять, – ровно ответил он. – Других уж детей не будет и внуков не дождаться.

– Может, враки это? Про гибель авиации?

– Не враки, – едва слышно ответил лейтенант. – Всё правда.

– Тише ты! – огрызнулся Пеструхин. – Смотри, партеец-то наш начеку. Если и не расслышит – по губам прочтет. За провокационные разговоры полагается расстрел!

Ксения глянула на Гусельникова, но тот сидел на корточках, привалившись спиной к стволу сосны. На его коленях лежал раскрытый планшет. Политрук рассматривал карту.

– Что он там ищет? – шепотом спросила Ксения. – Вот здесь, на этом самом месте должны были находиться наши тыловые части. Но их здесь нет! Я сама смотрела…

– Ты попутала, девочка. Что можешь ты разобрать на полевой карте? – Пеструхин обернулся к ней, положил руку на плечо привычным отеческим жестом.

– Мы изучали картографию… факультативно. Я зачета так и не сдала, но…

Её слова потонули в усиливающемся гуле. Все подняли головы к небу. Даже Гусельников вылез из-под сосны и задрал голову. Самолет падал, всё больше заваливаясь на левое крыло, пачкая небо густым дымным хвостом.

– Падают красные звезды, – тихо проговорила Ксения.

– Наверное, пилот убит! Почему не прыгает? – горячился лейтенант.

Он зачем-то извлек пистолет из кобуры, будто собрался расстреливать из него кружившие в поднебесье мессершмиты.

– Какой это самолет? Какого типа? – волновалась Ксения.

– СБ-2, – ответил лейтенант. – Сразу четыре мертвеца.

– Тогда это не он, – с облегчением вздохнула Ксения.

А бой в воздухе продолжался до тех пор, пока преследуемые противником краснозвездные истребители не исчезли за верхушками леса.

– К Москве полетели, – проговорил лейтенант, пряча пистолет в кобуру. – Водитель, за руль! Бойцы – в кузов. Вы, Ксения Львовна, на место! Гусельников! Пеструхин!

Но политрук уже запрыгнул в кузов и протягивал лейтенанту руку, предлагая помощь. Бойцы суетились, торопясь занять положенные им места, полуторка чадила выхлопом. Пеструхин выбежал из леска последним.

– Как там, дядя, волки причинное место не откусили? – пошутил кто-то их солдат.

Ксения поставила ногу на подножку кабины, когда Пеструхин крепко ухватил её за локоть.

– Не советую в кабину, – тихо произнес он.

– Почему? В кузове холодно. С неба валится то дождь со снегом, то снег с дождем.

– Зато из кузова выпрыгивать проще. Что станешь делать, если дверь заклинит? Эй, малой! Не хочешь ли в кабине погреться? – добавил старшина, обращаясь к посиневшему от холода фабричному пареньку. – Вы не против, товарищ лейтенант, если Ксения Львовна поменяется местами вот с этим вот снеговиком? Пусть малой погреется, товарищ лейтенант!

– А почему должно непременно заклинить дверь? – прокричала Ксения, когда полуторка уже тронулась.

– Не вопи, девушка, – отозвался кто-то из солдат. – Или не видела, как опушка леса перепахана?

Ксения плюхнулась на твердую скамью, уставилась на говорившего.

– А что там, на опушке? – мучительно припоминала она. – Разве не трактором вспахано? Свежая пахота.

– Вот именно – свежая, – покачал головой солдат. – Вид такой, будто несколько танков ерзали туда-сюда, но почему-то из пушек не стреляли. Следов разрыва снарядов нет.