Маленькие испуганные кролики - А. В. Гейджер

– Ты и не встанешь. Мы с Элеонорой расстались.

Я чувствую жар и покалывание в шее. Провожу по ней рукой, избегая взгляда Норы.

– Просто Элеонора хочет, чтобы это оставалось в тайне какое-то время. Я согласился на ее условия.

– Ты всегда соглашаешься со всем, что она говорит?

Ох! Я снова смотрю вверх. Я ведь не настолько жалок, правда?

– Мне приходится платить такую цену, чтобы иметь возможность оставаться здесь.

– Что это значит?

Почему-то я не могу перестать думать о том, что Элеонора сказала мне этим утром, особенно о фразе: «Один звонок, и ты перестанешь существовать». Я знаю, что она имела в виду. Все, что ей нужно сделать, – это сказать родителям, что я не такой уж хорошо воспитанный молодой человек, как они думали, и – пуф! – снова начнется прежняя, знакомая мне жизнь. Они прекратят меня финансировать. Я не смогу записаться на осенние занятия. Черт, я даже не уверен, что смогу закончить летнюю программу.

А как же моя бабушка? Понимает ли Элеонора, что ее родители оплачивают ей лечение? От одной только мысли я скриплю зубами. Я хватаю кекс и откусываю кусочек.

– Слушай, – наклоняюсь я ближе к Норе и понижаю голос. – Если я тебе кое-что скажу, обещаешь держать это в секрете? Обещаешь, что никому не скажешь? Пообещай.

Глаза Норы становятся огромными и совсем невинными. Слишком огромными. Слишком невинными.

– Может, лучше не говорить, раз это такой большой секрет?

Стойте, это что, сарказм? Я не могу сдержать улыбку. А эта девчонка не так проста, как кажется на первый взгляд.

– На что это вы намекаете, мисс Вайнберг?

Она вытягивает перед собой ноги и шевелит ярко-красными пальцами:

– Ни на что… – Она смотрит на свои ноги, но я вижу озорной огонек в ее глазах. – Просто человек с таким сумасшедшим рейтингом в InstaLove, как у тебя, должно быть, слишком хорош в разного рода играх.

Я хлопаю себя по груди и откидываюсь назад, чуть не падая с камня в своем притворном негодовании. Она хватает меня за руку, чтобы я не упал, но кекс улетает в кусты, пав жертвой моих «игр».

– Мой рейтинг в InstaLove такой высокий просто потому, что я немного жульничаю.

– Так ты это признаешь?

– Нет-нет! – Я машу рукой, как будто пытаюсь стереть последнее предложение. – Не такой секрет – я не жульничаю в любви. Я имею в виду что жульничаю в программе InstaLove.

Она наклоняет голову набок, морщит лоб.

– Есть хак, – объясняю я.

– Ты взломал свой рейтинг?

– Я могу показать тебе, как это делается, если хочешь.

– А зачем тебе это?

Я пожимаю плечами:

– Зачем кому-то что-то взламывать? Я просто хотел посмотреть, смогу ли я это сделать.

Она задумчиво кивает и молча изучает меня, впившись в нижнюю губу большим и указательным пальцами. Довольно милый жест. Я видел, как она делала это раньше, когда ее внимание было сосредоточено на компьютере во время работы.

– Камеры ты тоже взломал? – произносит она наконец.

– А?

– Камеры видеонаблюдения, – поясняет она. – Вот, значит, как ты нарушаешь правила общежития и не попадаешься?

– О да. – Я киваю. – Я и это могу тебе показать, если хочешь.

– Хорошо… – медленно произносит она. – Или можешь приложить хотя бы одну шестнадцатую часть всех этих усилий к работе над нашим настоящим проектом.

– Эй!

Это определенно сарказм. Мне нравится эта дерзкая версия Норы. Откуда она взялась?

– Я работал над нашим проектом! Я отладил твой глючный код!

Она закатывает глаза:

– Там были только те неполадки, которые я оставила специально.

– Что? Зачем? Я бился над ними три часа!

Она пожимает плечами в ответ:

– Ты вывел меня из себя.

– Значит, ты специально внесла ошибки в собственную программу?

Она смотрит на свои ногти и внезапно произносит глухим голосом:

– Я слышала, что ты сказал Элеоноре. Ты работаешь со мной только потому, что я делаю всю работу за тебя…

Ох! У меня внутри все падает. Теперь мы добрались до самой сути. Неудивительно, что она считает меня подлецом. Нельзя сказать, что я ее за это виню, и это беспокоит меня гораздо больше, чем следовало бы.

– Нет, послушай. Я сказал это только потому, что… – Я пытаюсь найти какой-нибудь предлог, чтобы оправдаться, но единственное, что приходит на ум, – это правда. – Все очень сложно. Родители Элеоноры оплачивают мое обучение здесь.

Выражение лица Норы меняется. Она отрывает взгляд от своих ног и смотрит мне прямо в глаза:

– Зачем им…

Но я ее перебиваю, прежде чем она успевает закончить вопрос:

– Как я уже сказал, все очень сложно. Я не могу просто сказать Элеоноре, чтобы она оставила меня в покое. Это повлекло бы для меня серьезные последствия.

– Так ты с ней в отношениях или нет?

Рука Норы лежит на камне между нами. Я кладу свою руку сверху.

– Я порвал с ней, но согласился вести себя так, будто мы все еще вместе… и не… не ухаживать ни за кем другим. В романтическом плане. Пока не закончится летняя программа.

Признать это вслух было несколько унизительно. Теперь пришла моя очередь запинаться. Не знаю, верит ли мне Нора. Ее щеки порозовели. Она смотрит на наши руки. Я прижимаюсь плечом к ее плечу. Затем встаю и тяну ее за руку, чтобы помочь подняться. Мы стоим лицом к лицу. Она вопросительно смотрит на меня.

– Давай, – шепчу я. – Спрашивай о чем угодно.

– Почему ты порвал с ней?

Это совсем другой разговор. Я мог бы ответить ей прямо, но, вероятно, на объяснения ушел бы весь остаток лета. Пожалуй, я обойдусь сокращенной версией.

– Честно? – говорю я, сжимая ее руку. – Потому что мне, кажется, начала нравиться другая девушка.

НОРА

У меня перехватило дыхание. Я уставилась на Мэддокса и не могу отвести взгляд. Он пристально смотрит на меня, его взгляд как будто парализует меня, и я не могу пошевелиться. Мы все еще держимся за руки, и он ведет меня обратно к выступу скалы. Его рука мягко сжимает мою, скорее приглашая следовать за ним, чем требуя или приказывая. Наверное, мне следует освободить руку и уйти.

Вместо этого я сжимаю его руку еще сильнее. Мои босоножки лежат у камня, где мы сидели. Я иду босиком, на цыпочках пробираясь по каменистой земле к открытому утесу. Обожженный солнцем гранит согревает пальцы моих ног. Камень уже даже не теплый. Горячий, но не настолько, чтобы обжечься.