Удар отточенным пером - Татьяна Шахматова

Как только мы появились на пороге, Селиверстов с нарочитой поспешностью оторвался от монитора и с деланым беспокойством в хорошо поставленном голосе спросил:

– Как вы себя чувствуете, Саша?

– Уже хорошо, – ответил я, не слишком заботясь о вежливой улыбке.

– Вы к нам каждый раз с приключениями, – усмехнулся юрист, протягивая небольшую руку с аккуратными розовыми отполированными ногтями. Рука была теплой, мягкой, но пожатие крепким.

– Да уж. Меня либо вносят, либо выносят, – усмехнулся я.

Виктория улыбнулась, Юля и Селиверстов так и вовсе рассмеялись, как будто я сказал что-то очень смешное, видимо, я и вправду напугал их всех.

– Я сделаю для вас кофе. Очень оживляет, – проговорил Селиверстов, сверкнув своими темными хитроватыми глазками. Сегодня при свете дня этот шустрый ухватистый мужик нравился мне еще меньше, чем в две предыдущие встречи, хотя сегодня он был особенно мил и обезоруживающе вежлив.

– Где же экспертиза? – с места в карьер поинтересовалась Вика и сразу же расположилась за столом, который примыкал к столу самого Селиверстова, составляя с ним букву Т.

– Я, знаете ли, записной кофеман, – продолжал юрист. – Кофе – это ведь тонус самой жизни, вы согласны? Чашка кофе – как ежедневный укол молодости. Вот у восточных женщин даже было такое официальное право – подать на развод, если муж не мог обеспечить чашкой кофе в день. Кофе должен быть острым, горячим, как сама мысль, поэтому я лично готовлю для себя и гостей, даже Юле не доверяю. Надеюсь, вы любите кофе? Мне как раз привезли из Эквадора, с самых Галапагосских островов. Да, да, там, где гигантские черепахи и розовый песок… Вы не возражаете против кофе по-арабски, с карамельной корочкой?

Селиверстов одарил всех лучезарной улыбкой и засуетился с туркой возле электрической конфорки, которая была встроена в угловую столешницу из серого мрамора. Мы не возражали. Собственно, что тут можно возразить? Как только кофе был готов, Юля бросилась помогать начальнику. Это был вызубренный, отрепетированный ритуал – способ расположить к себе, фишечка, как говорили модные мужские журналы для успешных джентльменов вроде «Men’s heals» и «Esquire». Вика не обращала на них никакого внимания, погрузившись в чтение. Я же был вынужден поддерживать нудную беседу: «Да, кофе! Неужели с самих Галапагос…».

– Как вам? – поинтересовался Селиверстов, с явным наслаждением делая глоток.

Неожиданно на его вопрос ответила Виктория, которая, как я думал, не слушала:

– Мешает, – сказала она, не отрываясь от чтения.

Я внутренне усмехнулся. На всякого жулика и подхалима Селиверстова найдется пуленепробиваемое хамство Вики. Это было тем смешнее, что Виктория хамила сейчас совершенно непреднамеренно, а, так сказать, с пользой для дела. На столе, где она расположилась, все было занято листами заключения, которое она разброшюровала и разложила как обычно: единой простыней. Кофе, поставленный Юлей на край и без того небольшого столика, действительно мешал.

Селиверстов нахмурился и молча кивнул Юле, чтобы убрала чашку.

Прошло минут двадцать, прежде чем Вика отмерла.

– Скажу я вам честно, Владислав Юрьевич, действуют они осторожно, – медленно проговорила она.

– Что вы конкретно имеете в виду? – тут же включился Селиверстов, глаза его сверкнули интересом.

Вика подалась вперед:

– Миллер жонглирует лингвистическими терминами, как в цирке.

– Да?! – еще больше насторожился юрист. – Решили обойти закон, как будто его здесь не стояло.

– Вы подали в суд за статью «Селиверствов вляпался», – объясняла Вика, уткнувшись в газеты. – О вас написали в рубрике КРИМИНАЛ и поместили подзаголовок: «По таким тюрьма плачет».

– Абсолютно точно, – подтвердил Селиверстов.

– Как нам известно, – продолжала Вика, не поднимая глаз. – Никакого уголовного преследования в отношении вас нет. Более того, заводить на вас уголовное дело тоже никто не собирается. Презумпция невиновности, на которой базируется наше законодательство, говорит о том, что до вынесения приговора человека ни в коем случае нельзя называть преступником. В вашем же случае говорить об уголовном деле вообще абсурд.

– Абсурд. Нет никакого дела, – энергично кивнул юрист.

– Однако профсоюзники не утруждают себя поисками компромата, они предпочитают делать его самостоятельно. Вас просто называют криминальной личностью, ведь о ком еще напишут в рубрике «Криминал»?

– О преступниках, – выпучил глаза Селиверстов. – Как в детском анекдоте: «А что, Иванов больше не пьет по бутылке водки перед сном?» Не важно, что ты ответишь, «да» или «нет».

– Хороший пример, – согласилась Вика.

– Слишком хороший, – вздохнул юрист. – Мне уже из центрального офиса звонили, пригрозили увольнением, если публикации такого рода продолжатся. Москву тоже можно понять. Проблемные работники никому не нужны.

Виктория откинулась на стуле и, прежде чем ответить, несколько секунд молча смотрела на Селиверстова:

– Значит, стратегия работает, – раздумывая, протянула она.

– Без сомнения, – многозначительно понизил голос юрист.

– И дело ведь не в том, что конкретно они пишут или говорят… В прошлый раз они назвали директора Карнавалова вором, теперь вас криминальной личностью. Не важно, что именно говорить… Главное – говорить гадости.

– Главное – полить грязью… – отозвался Селиверстов.

– Ну да, потом можно и формальное опровержение дать, но какой в нем смысл, если все запомнили вас как воров и уголовников?..

– Как в другом анекдоте: ложки находятся, а осадок остается! И нет конца! – всплеснул руками Селиверстов.

Вика наконец подняла глаза и вопросительно склонила голову:

– Почему же нет конца? Московское руководство уволит вас, уволит директора Карнавалова. А профсоюзники поставят кого-то другого, своего…

– Бесполезно, – развел руками Селиверстов. – Поставить своего им никто не даст. Приедет такой же, как и я, человек из Москвы. Такое уже случалось не один раз.

– Ну да, тогда и правда нет смысла, – проговорила Вика себе под нос. И вдруг спросила: – Кстати, а до вас кто-то предпринимал попытки бороться с газетой, подавая на них в суд за клевету?

Селиверстов задумался:

– Нет, насколько мне известно, такого еще не было. Были в основном административные дела по штрафам, незаконному занятию помещения. Нет, про репутацию я первый придумал.

– И к филологу тоже обратились впервые. И широкую огласку в городе эти дела впервые получили? Все верно?

– Да, верно.

Селиверстов нервно прошелся по кабинету и встал позади Викиного кресла.

– Только давайте не будем искать глобального смысла, а попробуем сейчас сделать конкретные вещи, – проговорил он, нависая над экспертом сверху. – Вот про то, что по мне плачет тюрьма. Это клевета и оскорбление. Доказать это нужно раз, второй, третий и требовать закрытия газеты за многократное нарушение закона о СМИ. Стратегия прозрачная. Мы это делаем с вами. Но какие аргументы может привести в суде их эксперт? Здесь же нет сложных текстов, которые надо читать между строк. Селиверстов. Тюрьма. Криминал. Все же ясно. Зачем они пригласили эту Миллер? Кто она вообще такая?!