Великая и ужасная красота - Либба Брэй

Из бутылки пахнет одновременно и сладко, и резко. Запах говорит о чем-то могущественном, магическом и запретном. Жидкость обжигает горло, заставив закашляться и выплюнуть все-таки немного вина, возникает ощущение, что кто-то зажег огонь прямо у меня в легких.

— Ах, это вино самой жизни! — с бесовской усмешкой восклицает Фелисити.

Все, включая Энн, смеются. Вот вам и благодарность.

Я с трудом выговариваю, мгновенно охрипнув:

— Что это такое?

Это совсем не похоже на то вино, которое я иногда отпивала из бокалов родителей, мне показалось, что в бутылке налито нечто такое, чем слуги натирают полы или полируют мебель.

У Фелисити вид довольный, как никогда.

— Это виски! Ты случайно схватила бутылку из личной коллекции преподобного Уэйта.

На глазах у меня выступают слезы от жгучего напитка, но я по крайней мере снова могу дышать. Удивительное тепло плывет по всему телу, и оно восхитительно тяжелеет. Мне нравится это ощущение, но Фелисити уже забрала бутылку и передает ее Энн, которая делает глоток с видом послушной девочки, принимающей лекарство, и лишь слегка морщится, ощутив вкус. Потом и сама Фелисити делает глоток, и мы все как бы получаем посвящение. Посвящение во что именно, я не очень хорошо понимаю. Потом бутылка еще несколько раз проходит по кругу, и у всех нас слабеют коленки, как у новорожденных телят. Я как будто плыву. Я могла бы вот так плавать многие дни подряд. Реальный мир со всеми его огорчениями и разочарованиями превращается в легкий шум за пределами защитной оболочки, которую мы выстроили вокруг себя, напившись. Да, снаружи что-то затаилось, ожидая, но мы слишком легкомысленны, чтобы нас это могло обеспокоить. Глядя на поблескивающие камни, мои новые подруги тихонько переговариваются, а я гадаю: возможно, именно так видит и ощущает мир мой отец, плотно замкнувшись в коконе опиума? Никаких страданий, лишь отдаленные нежные воспоминания. Только грусть, привлекательная, захватывающая… и я погружаюсь в нее.

— Джемма? Ты в порядке?

Это спрашивает Фелисити, смущенно глядя на меня; я вдруг осознаю, что плачу.

— Да, в порядке, это так, ничего… — бормочу я, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

— Только не говори, что собираешься стать сентиментальной плаксивой пьяницей, — говорит Фелисити, пытаясь обернуть все в шутку, но от ее слов слезы у меня текут сильнее.

— Так, тебе больше ни глотка! Эй, а у нас тут есть кое-что съедобное!

Она прячет бутылку за камень и протягивает мне до сих пор нетронутое яблоко.

— Что-то наша вечеринка становится скучной. У кого есть идеи?

— Если мы организовали клуб, разве у него не должно появиться хорошее название? — Пиппа сидит, прислонившись к каменной стене пещеры, и ее голова покачивается, а глаза болезненно блестят от выпитого.

— Может, «Юные Леди Спенс»? — предлагает Энн.

Фелисити строит гримаску.

— Звучит так, будто мы — старые девы с испорченными зубами!

Я смеюсь чересчур громко, но зато слезы перестают катиться из глаз, чему я очень радуюсь; впрочем, дышать все еще трудновато.

— Ну, это просто первое, что пришло мне в голову, — огрызается Энн.

От выпитого виски у нее, похоже, отросли клыки…

— А раздражаться незачем! — не остается в долгу Фелисити. — Попробуй еще раз.

Энн встряхивает головой, но Фелисити уже протягивает ей бутылку, и Энн делает еще один осторожный глоток.

Пиппа вдруг хлопает в ладоши.

— Знаю! Давайте назовем себя «Леди Шелот»!

— Ты хочешь сказать, что мы все скоро умрем? — спрашиваю я, не в силах сдержать глупый смех.

Голова у меня легкая, как перышко на ветру.

Фелисити поддерживает меня.

— Джемма права. Это уж слишком угрюмо.

Мы начинаем придумывать разные названия, хохоча во все горло: «Жрицы Афины»! «Дочери Персефоны»! — и даже нечто уж совсем ужасное: «Возлюбленные Четырех Ветров»! Наконец мы умолкаем, и некоторое время сидим, прислонившись спинами к камням, глядя перед собой. На стенах охотятся и резвятся богини, не скованные условностями, сами создающие правила своей жизни и без раздумий карающие нарушителей.

— А почему бы нам не назвать себя Орденом? — говорю я.

Фелисити резко выпрямляется.

— Вот это просто великолепно! Джемма, ты гений!

Я слегка смущаюсь и принимаюсь дергать за черешок яблока, которое все еще держу в руке, пока этот черешок не отрывается с легким треском. Фелисити хватает мою руку, подносит ко рту и откусывает от фрукта, зажатого в моей ладони. Ее губы еще сладкие от яблочного сока, когда она целует меня прямо в губы. Мне приходится прижать ко рту ладонь, чтобы утихомирить странное покалывающее ощущение, все тело при этом окатывает жаром.

Фелисити поднимает мою руку с надкушенным яблоком вверх, крепко сжав ее бледными пальцами.

— Леди, я объявляю вам о возрождении Ордена! Орден, возродись!

— Орден, возродись! — повторяем все мы, и наши голоса наполняют пещеру эхом, отразившимся от стен.

Пиппа стискивает меня в объятиях. Мы все как будто оживаем, став обладательницами новой тайны, радуясь, что мы теперь связаны особым образом, что у нас есть нечто кроме долгих скучных часов сейчас и скучной рутины в будущем. На меня это подействовало даже сильнее, чем виски, и мне захотелось, чтобы так было всегда.

— А как вы думаете, такой женский Орден действительно существовал? — спрашивает Пиппа.

Фелисити фыркает.

— Ох, не будь такой доверчивой! Это же просто волшебная сказка.

Мне не хочется, чтобы чары такой чудесной ночи кончались слишком быстро.

— А что, если это правда?

Я быстро достаю из-под плаща тонкую тетрадь в кожаном переплете и открываю ее, не успев даже хорошенько подумать, что делаю.

— Что это такое? — спрашивает Энн.

— Тайный дневник Мэри Доуд.

Энн кажется, что она чего-то не дослышала или не поняла.

— Кто такая эта Мэри Доуд?

Я вкратце рассказываю всем то, что успела узнать о Мэри Доуд и ее подруге Саре, о том, что они были членами Ордена. Фелисити выхватывает тетрадь из моих рук, и девушки, склонившись над дневником, начинают читать, все быстрее и быстрее переворачивая страницы.

— Вы уже дошли до того места, когда она входит в сад? — спрашиваю я.

— Мы уже дальше, — отвечает Фелисити.

— Эй, погодите-ка! Я же сама еще не читала, что там дальше! Где вы сейчас? — жалобно спрашиваю я, как обиженный ребенок.

— Пятнадцатое марта. Давай я буду читать вслух, — предлагает Фелисити.

Мы с Сарой сегодня вели себя дурно и снова отправились в сферы без руководства наших сестер. Сначала мы думали, что заблудились, потому что мы оказались в туманном лесу, где бродило множество потерявшихся духов, и все эти бедные заблудшие души просили нас о помощи, но мы ничего не могли сделать для них. Евгения говорит…