Месть и любовь - Кэтрин Коултер

— Ошибаетесь, ваша светлость. Все совсем не так, — сказала она, задиристо вздернув подбородок. — Если вы имеете в виду себя, то в вашем лице я оскорбляю не джентльмена, а всего лишь титулованную особу. Разницу между тем и другим я прекрасно знаю, несмотря на мой возраст. Теперь вы меня поняли?

Этого Джейсон Кэвендер уже не мог вынести. Он свирепо схватил молодого человека за хрупкое запястье и, сам того не желая, вывернул руку, тут же осознав, что со своей силищей может сломать ему кость. Он не стал дальше выкручивать ему запястье. В глазах молодого человека он увидел боль. Однако тот не издал ни единого звука, только смотрел вниз, на руку маркиза. Смотрел холодно и бесстрастно. Как бы маркиз ни старался казаться беспристрастным, он снова был потрясен.

Хэтти держалась из последних сил, чтобы не вскрикнуть. Длинные, прямоугольные на концах пальцы маркиза прочным кольцом сомкнулись вокруг ее запястья. «Я добилась своего», — решила она. Приподнятое настроение заставило ее на секунду забыть про боль. Но тут маркиз внезапным сильным рывком притянул ее к себе. Теперь их лица находились в нескольких дюймах друг от друга.

— Я нахожу предосудительными ваши дурные манеры и эти сцены, Монтейт, — сказал он мягко. — Вы провоцируете меня. Сознательно. Но я спрашиваю себя: почему? Что заставляет вас делать это, молодой человек?

Имя Дэмиана было готово сорваться у нее с губ, но она совладала с собой. Он не заслужил ее объяснений. И он не услышит их от нее до тех пор, пока она не пошлет пулю в его безжалостное сердце. Когда кровь хлынет из его ран, тогда и только тогда он узнает, почему он обречен на смерть.

— Вот вы где, лорд Гарри! Что вы тут делаете? Выясняете отношения с его светлостью? Уж не хотите ли вы сказать, лорд Оберлон, что Монтейт ошельмовал вас в фаро? Это невероятно, потому что в этом ему нет никакой нужды. Он превосходный игрок, никогда не знающий поражений.

Услышав голос своего приятеля, Хэтти с досады прикусила нижнюю губу. Лорд Оберлон отпустил ее руку. Напоследок он даже не удосужился взглянуть на нее. Видимо, больше не считал нужным тратить на нее свое драгоценное время. Одному Богу было известно, как ей хотелось в глаза назвать его убийцей, бесчестным человеком, повинным в гибели ее брата. С каким удовольствием она сказала бы ему, что хочет убить его. Пока же, наблюдая, как он, подобно хамелеону, на глазах превращается в скучающего джентльмена, она могла только мысленно поклясться, что день возмездия еще наступит.

— Нет, Брэндон. Насколько мне известно, в фаро Монтейт играл честно. За карточным столом он не прибегал к шулерским приемам. Мы говорили не об этом. Мне он был интересен с других сторон. И то, что мне хотелось узнать, я, кажется, выяснил.

Сказав это, Джейсон переключился на подошедшего мистера Скаддимора:

— Как родители, Скаддимор? Надеюсь, с ними все в порядке! Отец уже поправился после той неудачной охоты? Трудно им, должно быть, обходиться без вашего присутствия.

Скадди почтительно поклонился, польщенный тем, что маркиз удостоил его чести заговорить с ним:

— Вы очень любезны, ваша светлость. Я тронут вашим вниманием. С родителями все в порядке. Сейчас уже нет повода для беспокойства. Отец ходит без посторонней помощи и довольно бодро. И я не слышал от них жалоб на то, что им сильно меня не хватает.

Маркиз сочувственно кивнул и обратился к сэру Гарри:

— Передайте мои наилучшие пожелания вашей очаровательной сестре и Жюльену, Брэндон. Я загляну к ним в ближайшее время. Ну а с вами, лорд Гарри, — он снова посмотрел на Хэтти, — мы, несомненно, еще поговорим. Поразмыслите на досуге над тем, что я вам сказал, приятель. Думайте, прежде чем что-то говорить. Ваш язык не доведет вас до добра. — С этими словами он шутливо приложил руку к голове и с равнодушным видом удалился.

— Что все это значит? — спросил сэр Гарри, глядя ему вслед.

— Ничего. Лучше скажите, сколько шампанского вы еще выпили в мою честь? А то у меня появилось двадцать гиней. Мой скромный выигрыш в фаро. Я полагаю, что надо их прокутить. Вперед, Макдуф[4]!

— Макдуф? — переспросил Скадди. — Я с ним не знаком. А что, этот парень тоже любит шампанское? Если нет, то нечего брать его с собой!

Джейсон Кэвендер бросил в чашку кусочек сахара и размешал свой крепкий испанский кофе. Прежде чем проглотить порцию любимого напитка, он с наслаждением вдохнул его густой и необычно терпкий аромат. Несмотря на начало десятого, за окном было еще довольно уныло. Ничто в это ненастное зимнее утро не предвещало, что остальной день будет менее хмурым. В небольшой комнате с длинными французскими окнами, где он обычно завтракал, было слышно завывание ветра; его порывы били по стеклам тяжелыми и звонкими каплями дождя. Из-за плотной завесы воды треугольный парк, расположенный как раз напротив городского дома маркиза на Беркли-сквер, имел вид расплывчатого пятна. В такую отвратительную погоду маркиз предпочел бы оставаться в постели.

«Унылый, по-видимому, будет день, — подумал он, наливая себе вторую чашку кофе. — Несчастный Спайверсон». Он живо вообразил себе сутулого тощего мужчину — своего управляющего, который, должно быть, в это время был уже в пути. На сером фоне дождливого и ветреного утра его мысленному взору предстала согбенная фигура в промокшем, лоснящемся от старости черном костюме и квадратное лицо с прилипшими редкими седыми волосами.

Лорд Оберлон, щедро плативший своему управляющему, давно знал о его скупости. Поэтому сейчас он не сомневался, что Спайверсон скорее согласится заработать себе воспаление легких, чем расстанется с несколькими шиллингами на экипаж.

Маркиз ладонями обхватил чашку с кофе, поднялся из-за стола и подошел к камину. Он уже было собрался сказать дворецкому, чтобы тот вернул управляющего обратно, но в последний момент подавил это желание. Хотя управляющий, без сомнения, закрыл бы глаза на подобный каприз богатого господина, маркиз не желал быть похожим на своего покойного отца и тем более не собирался перещеголять его. Он помнил, как отец походя мог отменить назначенную встречу, бросить все дела и отправиться на пирушку к друзьям или выбирать новую лошадь для верховой езды. После смерти отца маркиз навел порядок в доме и с тех пор никогда не позволял себе опускаться до праздности и лени, считая зазорным пренебрежение своими прямыми обязанностями. Однако на этот раз искушение было слишком велико. После вчерашнего возлияния голова раскалывалась от боли. Да и в целом он чувствовал себя неважно. За минувшие сутки он почти не отдыхал. Сначала устроил себе продолжительную ночную прогулку, добираясь на нетвердых ногах от «Уайтса» до Пемберли-стрит, где жила Мелисанда. Ввалился к ней в два часа ночи, разбудил ее и устроил настоящий погром в спальне. Потом вылез из ее постели, снова оделся и, все еще пошатываясь, на заре в этот неприветливый холодный день отправился к себе на Беркли-сквер.

Размышляя на трезвую голову после подобных оргий, он всякий раз признавался себе, что они являются для него чем-то вроде опия. Он понимал, что это не лучший способ хоронить неприятные воспоминания, но в то же время считал, что это лучше, чем ничего. Оставалось только сожалеть, что человек не может достигнуть мудрости, зрелости и умеренности, не пройдя через боль и страдания. Никто еще не придумал такого средства, которое быстро и без последствий избавляло бы от тоски и ощущения безысходности.