Нагие и мертвые - Норман Мейлер

«Целую неделю мы работали и приводили бивак в порядок, — с горечью подумал Гольдстейн. — Каждую свободную минуту сооружали что-нибудь новое, а теперь вот палатку снесло, вся одежда и бумага для писем насквозь промокли, винтовка, наверное, заржавела. Земля везде мокрая, спать будет негде, все разрушено». Он почувствовал возбуждение и даже своеобразную веселость, какую иногда испытывает человек, когда события заканчиваются катастрофой или бедствием.

Ветер буквально втолкнул Гольдстейна и Толио на площадку гаража. Под действием ветра они даже натолкнулись друг на друга и больно ушиблись. Гольдстейн не удержался на ногах и растянулся в жидкой грязи. Он с трудом поднялся и спрятался от ветра за одной из грузовых машин. Здесь собралась почти вся рота: часть солдат забралась в кузовы, остальные, прижавшись друг к другу, сидели под машинами. У той, к которой добрался Гольдстейн, находилось около двадцати солдат. Они дрожали и стучали зубами от леденяще-холодного дождя. Небо над ними казалось совершенно темной чашей, разрываемой раскатами грома и извергающей потоки воды. Гольдстейн видел перед собой только окрашенный в зеленое грузовик и теснившихся около него солдат в мокрых темно-зеленых комбинезонах.

— Господи! — громко произнес кто-то рядом с ним.

Толио попытался закурить сигарету, но она насквозь промокла и рассыпалась у него в руках еще до того, как он достал из непромокаемого мешочка спички. Он бросил сигарету на землю и видел, как она тотчас же расползлась в грязи. Хотя Толио уже промок насквозь, дождь все еще был для него настоящей мукой: каждая падающая на спину капля казалась холодным, вызывающим отвращение слизнем. Он повернулся к стоявшему рядом солдату и крикнул:

— Вашу палатку снесло?

— Ага, — весело ответил тот.

Толио стало от этого легче. Он почесал свой черный подбородок и неожиданно почувствовал дружескую близость и теплоту ко всем окружавшим его людям. «Все они хорошие ребята, хорошие американцы», — подумал он. Руки у него просто окоченели от холода; чтобы хоть немного согреться, он сунул их в просторные карманы своих рабочих брюк. Почти стемнело. За машиной, да еще под кокосовыми деревьями, лица окружающих солдат узнавать становилось все труднее. Охватившее Толио чувство усилилось, теперь к этому чувству прибавились грусть и нежность. Толио вспомнилось, как выглядела его жена, когда она однажды украшала рождественскую елку. По его полным щекам побежали слезы. На минуту или две он совершенно забыл о войне, о дожде и обо всем другом; он знал, что через какое-то время придется думать и решать, как и где спать, но в этот момент он не помнил ни о чем, кроме дома и жены…

По территории бивака неуклюже, словно плывя по лужам грязной воды, проехал джип и остановился приблизительно в тридцати футах от них. Толио видел, как из него вылезли генерал Каммингс и еще два офицера. Он подтолкнул Реда локтем. Генерал был без головного убора, а его форма насквозь промокла, но он тем не менее улыбался.

Толио смотрел на Каммингса с интересом и почтением; он видел его несколько раз, но лишь издалека, а так близко — впервые.

— Солдаты! Эй, солдаты у машины! — крикнул генерал, приближаясь к ним. — Как чувствуете себя? Промокли? — Толио засмеялся вместе с другими. Генерал тоже смеялся. — Ничего, ничего, — продолжал он, — вы ведь не сахарные.

Ветер несколько ослаб, и генерал уже не так громко сказал, обращаясь к сопровождавшим его майору и лейтенанту:

— Я думаю, что дождь вот-вот прекратится. Я только что разговаривал с Вашингтоном, друзья из военного министерства заверили меня, что дождь должен прекратиться.

Оба офицера громко рассмеялись. На лице Толио появилась широкая улыбка. «Генерал замечательный человек, пример всем офицерам», — подумал он.

— Теперь вот что, солдаты, — громко сказал генерал, — я не думаю, что в нашем биваке уцелела хоть одна палатка. Как только буря прекратится, мы попытаемся доставить с берега какое-то количество плащ-накидок, но некоторым из вас придется остаться мокрыми в течение всей ночи. Конечно, хорошего в этом мало, но что поделаешь. На линии фронта сейчас не все спокойно, и некоторым из вас, возможно, придется провести ночь в еще худших условиях. — Генерал сделал короткую паузу, посмотрел на все еще темное небо и добавил, подмигивая: — Я полагаю, среди вас нет таких, которые оставили свой пост, когда началась буря, а если и есть…. им надо стрелой вернуться на место, как только я уеду. — Послышался общий хохот. Поскольку проливной дождь прекратился, большая часть солдат роты подошла к автомашине, где находился генерал. — Я говорю серьезно, солдаты, — продолжал он. — Если судить по данным, которые мы получили до того, как связь вышла из строя, то, мне кажется, ночью здесь могут появиться японцы, поэтому вам надо быть начеку. Мы находимся на достаточном удалении от линии фронта, но не так уж далеко, чтобы здесь не мог появиться противник. — Сказав это, генерал улыбнулся, возвратился вместе с офицерами к своему джипу и уехал.

— Я так и знал, слишком долго все было спокойно, — заметил Ред, сплюнув на землю. — Два против одного, что они воспользуются сегодняшней бурей и неожиданно нападут на нас.

— Нечего было скулить, когда все было тихо, — сердито отозвался Уилсон. — Вечно эти новички рвутся в бой, но кое-кто из них теперь, наверное, притих.

— А этот генерал — хороший парень, — вмешался Толио.

— Хороших генералов на свете не бывает, — возразил Ред, еще раз сплюнув.

— Слушай, Ред, — горячо запротестовал Толио, — где ты еще найдешь такого генерала, который вот так разговаривал бы с солдатами? По-моему, он хороший человек.

— Он просто бьет на то, чтобы его любили, — не унимался Ред. — Мягко стелет, да жестко спать. За каким чертом он рассказывает нам о своих опасениях и заботах? Мне вполне хватает своих.

Толио глубоко вздохнул и замолчал. «Ох уж и любит этот Ред спорить», — решил он. Дождь совсем прекратился, и Толио подумал о том, что надо возвращаться к остаткам своей палатки. Мысль об этом была неприятной, но Толио не любил сидеть без дела, тем более теперь, когда прекратилась буря.

— Пошли, — предложил он, — можно еще как-нибудь устроиться поспать.

— Это бесполезно, — проворчал Ред. — Ночью нам придется не спать, а воевать с япошками.

С наступлением ночи снова стало душно.

Генерал Каммингс был очень обеспокоен. После того как джип выбрался с площадки гаража, генерал приказал шоферу:

— Везите нас к штабной батарее сто пятьдесят первого. — Повернувшись затем к майору Даллесону и лейтенанту Хирну, неудобно разместившимся на заднем сиденье, он добавил: — Если батарея не имеет телефонной связи со вторым батальоном, нам придется пройти пешком, пока не наступил рассвет.

Джип проехал через проход в проволочном заграждении и свернул на дорогу, ведущую к линии фронта. Генерал рассматривал ее нахмурившись. На дороге было много жидкой грязи; чем дальше, тем ее становилось все больше и больше. Сейчас здесь было очень скользко, джип часто буксовал, и его бросало то в одну, то в другую сторону. Через несколько часов грязь загустеет, станет липкой как клей, и машины будут застревать и вязнуть в ней по самые ступицы. Генерал мрачно всматривался в джунгли по обеим сторонам дороги. В кювете лежало несколько разлагающихся трупов японских солдат. Генерал задержал дыхание. Каким бы привычным ни был этот зловонный запах, генерал не переносил его. Он отметил про себя, что нужно будет поторопиться с назначением похоронной команды для очистки дороги от трупов.