Темная полоса - Яна Розова

Идеальный образ нарушался только откровенно вульгарным сверканием массивного ожерелья из каких-то очень блестящих камней. Приходилось сомневаться в том, что на ней были бриллианты, – ожерелье в этом случае должно было бы стоить… ну, не знаю, много миллионов, наверное.

Сверкающий хомут был замечен публикой. Две дамы справа от меня обсуждали явление вслух:

– Рытова просто в бриллиантах купается!

– Это стразы Сваровски, – уверенно ответила ей подруга.

А вот меня все-таки больше интересовал супруг Алинки, чем стразы Алинки. И еще: неужели же коробку с бомбой в наш офис принесла она? Даже мысль об этом казалась мне сюрреальным бредом. К тому же Дмитриев, не к ночи будет помянут, признал, что взрыв – дело его рук. Наверное, Катя ошиблась или Дмитриев с Алиной как-то связаны… Но это уже было бы слишком.

Продолжая наблюдать за Алиной и Сашкой, я задумалась о том, как по-разному выглядят люди в разных обстоятельствах. В семье Саша – подкаблучник и маменькин сынок, а здесь, в кругу подчиненных и партнеров, смотри-ка, деловой состоявшийся мужчина. Может, и эта скотина Дмитриев где-то при каких-то обстоятельствах – любящий и понимающий друг, сын, муж или брат, хоть поверить в это труднее трудного.

Я заметила, что Саша, должно быть почувствовав мой взгляд, повернулся в сторону фуршетных столов и увидел меня. Сказал что-то супруге, стал пробираться между группками гостей, увлеченных событиями на экране, ко мне. Я именно этого и ждала, а потому схватила Варьку, лопавшую уже третий блинчик с икрой, и поволокла ее за собой.

Мы встретились в одном из немногих свободных уголков. Я вежливо представила стороны:

– Варя, это папа. Папа, это Варя.

Сашка, явно не ожидавший ничего подобного, с изумлением, на глазах перерождавшимся в восхищение, уставился на плод чрева моего.

– Здрасте, – буркнула Варька, проглотив последний кусок блина.

Ее отец не находил слов. Я наслаждалась эффектом этой встречи, своей режиссурой, шампанским и всем-всем-всем. Да, вот это Варька. Да, она такая. Да, ты был козлом и им помрешь, потому что ты проворонил ее детство, ее первые слова, ее объятия, расцарапанные коленки и обидки.

Не хватало только какой-нибудь выходки со стороны моего чада, чего-то вроде громкой отрыжки, и тогда сцену можно было считать действительно комической.

Но Варька ничего такого не отмочила. Она рассматривала своего отца с любопытством, но спокойно. Барби никогда особо не интересовалась своим происхождением и даже как-то сказала, что ей абсолютно все равно, кто ее папаша и что он собой представляет. Хорошо, что я не предупредила дочурку о своем плане трогательной встречи отца с дочерью. Возможно, что в этом случае она и вовсе отказалась бы идти в «Афину». Характерец, понимаете ли.

За спиной все еще молчавшего Сашки появилась сверкающая Алина.

– Здравствуйте все! – сказала она с деланным восторгом.

– Алина, это моя дочь, – проговорил Саша с непонятным выражением на лице – то ли испуга, то ли радости.

Алина перевела взгляд на Варьку и тоже смолкла на некоторое время. Казалось, ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы снова открыть рот и заговорить:

– Так вот она какая… – и потом уже легче: – Хорошенькая, похожа на папу.

– Я на маму похожа, – пробурчала Варька.

– А ты не хотела бы стать телеведущей? – улыбнулась ей Алина, проигнорировав нехороший комментарий.

– Я бы хотела быть художницей, – поделилась своими планами Варька.

– Но одно другому не помешает. – Алина вдруг кого-то увидела. – Инна, иди сюда, сейчас я познакомлю тебя кое с кем.

К своему удивлению, я увидела Инну. Надо же, а я и не знала, что Алина с Инной знакомы.

И тут мне подумалось, что темная полоса не проходит, а вокруг меня – все меньше тех, кого я люблю, и все больше чужих. И даже бывшие свои, как когда-то Сашка, уже плотно связаны с чужими кланами и сообществами. Мое торжествующее, упоенное моментом истины настроение скисло, как молоко.

– О, привет, дорогая! – Инка в свойственной ей чуть жеманной манере расцеловалась с Алиной и Сашкой, а нам с Варькой послала сахарную улыбочку – одну на двоих. – Какое ожерелье!

Алинка, чье воспитание я бы не стала приводить в пример своей дочери, потянулась к уху по други и что-то ей быстро сказала. Инна удивленно покачала головой и бросила еще один, гораздо более внимательный взгляд на пресловутое ожерелье.

– Инночка, а это Сашина дочь! – торжественно объявила Алина.

– И моя, – добавила я.

Инна приобняла мою девочку:

– А Варя сказала вам, что она – моя любимая ученица?

– Не может быть! – Настроение Алины становилось все лучше. – Я как раз хочу предложить Варе стать ведущей той передачи, которую мы с тобой придумали!

– Ах, какая хорошая идея! Мы с Алинушкой решили, что надо рассказывать с экрана о нашем культурном сообществе. Это же так интересно! – хлопала крыльями Инка.

Всеобщий радостный подъем действовал на нервы – шабаш просто какой-то. С подноса проходившего мимо официанта я выхватила третий бокал шампанского.

– Варя, завтра приходи к своему папе, – наседала на мою дочь Алинка. – Надо подписать контракт. Ты совершеннолетняя?

– Ну да!

– Ждем тебя в двенадцать часов.

– Я тоже подойду к двенадцати, – промурлыкала Инка. – Ой, Евгений Станиславович там… Надо бы пообщаться с мужем.

Невольно я глянула в ту же сторону, что и она. В лаундж-зоне сидели мужчины, а возле них стоял тот единственный, нечаянный. Вот только его тут не хватало! Хотя, пожалуй, действительно не хватало.

Инна убыла в упомянутом направлении, к Саше подошли его гости, пожелавшие выпить с ним за праздник компании, Алинка тут же стала кокетничать и выпендриваться, а на меня накатил приступ смертельной усталости.

Вдруг Варька кому-то помахала рукой:

– Ой, это же Вельжбицкий!

Оказалось, на вечеринке присутствовал Варькин приятель из художественного училища. Он был сыном какого-то крутого рекламодателя «ТВ-Гродин». Варька, дитя малое, наивное и влюбчивое, побежала к нему.

Тем временем основная часть культурной программы завершилась. Телепередача в форме капустника подошла к концу, экран погас, а свет в зале включился на всю яркость. Диджей снова взгромоздился за пульт и завел свою шарманку.

Оставшись в одиночестве, я нашла уютный уголок за пластиковой пальмой, уселась в кресло, отхлебнула еще глоток шампанского, поискала глазами Дольче. Он был шагах в двадцати от меня. Беседовал с какой-то пухлой дамой, бросая быстрые взгляды куда-то в сторону и нервно постукивая ногой. Зная своего друга тридцать пять лет, я почуяла неладное. Но тут меня отвлекли.