Охота на викинга - Нильс Хаген

— Бизнес-ланчи, — объяснил Нильс.

Наверное, это объясняло отсутствие кулуарной атмосферы. Успев отхватить столик в курящем зале у окна, они быстро позавтракали и вернулись на улицу.

— А тебе не надо работать? — поинтересовалась Рита.

— У меня сегодня выходной, — отмахнулся Нильс. — Я позвонил, пока ты спала, предупредил, что меня не будет. Идем.

Он повел ее переулками, вывел на Старый Арбат, показал памятник великому поэту Пушкину и другой — советскому поэту Окуджаве. Потом повел на Красную площадь, к Кремлю, в Александровский сад…

Нильс прожил в Москве несколько лет, но ключевые достопримечательности знал не хуже коренных жителей. А то и лучше. После того как Рита призналась, что не знает столицы вовсе, он возложил на себя роль экскурсовода и успешно с ней справлялся.

Слушая его пересказ историй про купцов-охотнорядцев, про Барму и Постника или Аристотеля Фиораванти, можно было забыть о том, что Нильс иностранец.

С ним оказалось интересно. Может, потому что ему самому все это было интересно? Рита заметила, что ему нравится Россия и Москва. Истории про его родину, которыми Нильс разбавлял байки про столицу, были не менее интересны, но не так ярки, что ли… О Дании он говорил с врожденной любовью. Когда рассказывал о России, глаза начинали блестеть так, словно что-то загоралось у него внутри.

И Рита поддалась этому внутреннему огоньку. Растворилась в нем. Николай Александрович со своими псевдомоделями и голубоватым Филиппом, малая родина, семья, прошлое — все ушло на второй план.

Они гуляли до самого вечера, потом сидели в каком-то ресторане. Затем вернулись к Нильсу домой. И она опять осталась у него на ночь. И он снова был галантен и не посягал на ее девичество.

А на утро была суббота, и ему опять некуда было спешить.

Рита заикнулась о том, что ей надо бы переодеться, но Нильс только отмахнулся: будто в Москве мало магазинов! После завтрака он едва не

силой затащил ее в огромный торговый центр. Обилие людей и магазинов, выбор и разнообразие пугали и завораживали одновременно. В безграничных блестящих залах можно было потеряться на долгие годы, а сколько там можно оставить денег, Рита даже боялась представить.

Нильс предложил выбирать все, что нравится. Рита сопротивлялась, как могла, но Нильс улыбнулся, заверив, что ему не составит труда оплатить ей новый туалет, а вот отпустить ее от себя для него подобно смерти.

А потом они снова гуляли где-то по набережной..

Николай Александрович напомнил о себе в воскресенье утром. Мобильник зазвонил, прежде чем Рита проснулась.

— Куда пропала? — сухо спросил в трубку лилльский палач, так что Рита мгновенно проснулась.

— Я не могу говорить, — соврала она.

— Тогда отвечай односложно.

— Хорошо.

— Ты у него?

— Да.

— Все в порядке?

— Да.

— Когда тебя ждать?

— Завтра.

— Хорошо, — безлико отозвалась трубка и запищала куда более эмоциональными, чем голос, гудками.

Рита отбросила на кровать трубку. В дверях появился Нильс. Лицо у Железного дровосека было понимающим.

— Подруга? — уточнил он.

— Да, — соврала Рита.

— Беспокоится?

— Немного.

— А я хотел пригласить тебя в Нескучный сад, — расстроился Нильс. — Он переходит в парк отдыха имени Горького. Это такой писатель Пешков.

— Я знаю, — улыбнулась Рита. — И я не тороплюсь.

Нескучный сад оказался просто куском леса посреди города. С одной его стороны текла Москва-река, с другой бежал с превышением скорости Ленинский проспект, а между ними устроился зеленый массив. Конечно, и внутри этого массива присутствовала жизнь, но какая-то неспешная, размеренная. То ли из прошлого века, то ли из уездного городка.

Нильс, впрочем, сразу развеял ее представление о парке, рассказав, что он известен с восемнадцатого века и одно время был владением Екатерины Великой. Название свое парк получил потому, что был заложен изначально как сад. Он находился за чертой города, имел форму амфитеатра. Сюда свезли около двух тысяч редких растений, а над выравниванием почвы, так как берег был неудобен, ежедневно трудились на протяжении нескольких лет семьсот человек.

— Откуда ты все это знаешь? — удивилась Рита.

— Читал. Это интересно, — повел плечом Железный дровосек. — Когда приехал в Москву, у меня было много свободного времени, вот я и читал все, что смог найти, это и с русским языком помогло, — добавил он и потащил ее дальше.

Они долго гуляли по Нескучному саду, затем свернули в Парк культуры, ели дешевые, но невероятно, просто фантастически вкусные шашлыки и кормили лебедей в пруду. Лебеди аристократически гнули шеи, но совершенно по-плебейски бросались на хлебный мякиш, забыв о врожденной гордости.

Рита скормила лебедям чуть ли не весь купленный батон.

Когда хлеб кончился, птицы потеряли к ней всякий интерес и поплыли прочь, снова сделавшись гордыми и независимыми. Что-то знакомое почудилось Рите в этой модели поведения.

— Неблагодарные, — пожурила она.

— У птиц короткая память, — улыбнулся Нильс, беря ее под руку.

— Не короче, чем у людей.

— А у людей тоже короткая память.

— Неправда, — не согласилась Рита. — Они не помнят того, что случилось только что. А я помню, что было вчера.

Она посмотрела на Нильса.

— Я тоже помню. Такое не забудешь…

Он крепко сжал ее руку и больше не отпускал, вцепился, как ребенок вцепляется в руку матери, боясь ее потерять. Рита не сопротивлялась. От могучей ладони викинга тянуло теплом и надежностью.

Они обошли пруд, двинулись по аллее.

Рита пропустила тот момент, когда мягкая ладонь напряглась настолько, что ей стало больно. Не сразу поняла, что произошло.

Нильс побледнел и бессмысленно мял ее пальцы в своей руке. Взгляд его был прикован к лавочке, на которой сидела древняя сморщенная старушка.

— Что случилось? — не поняла Рита.

Он едва заметно вздрогнул, расслабил железную хватку и мягко, но настойчиво повлек ее вперед.

— Не переношу старость, — тихо обронил он, когда лавочка со сморщенной старушенцией осталась за спиной. — У нас в Дании приучают к смерти с детства. Детей водят в роддома, в морги, показывают им и смерть, и рождение. Дают понять, что это естественно и не страшно. А я все равно боюсь.

— Почему? — не поняла Рита.

— Мне было четыре года, когда умерла бабушка. Она… Она умирала долго, в муках. Наверное, я видел смерть слишком близко, чтобы испугаться по-настоящему.