Верность - Марко Миссироли

Как бы там ни было, а кричать она не станет. Напрягшись, она соскользнула на пару сантиметров, теперь до железных перил было рукой подать, она могла бы ухватиться за них и, приподнявшись, сумела бы сесть, но боль в ноге была нестерпимой. По ее щекам текли слезы, но она не издала ни звука. Опершись локтем о коврик, она придвинулась к стене, помогая себе рукой, разогнула спину, со второй попытки ее плечо коснулось стены, Анна выпрямилась и села.

Нога пульсировала, задрав юбку, она заметила, что поврежденные бедро и плечо сместились, подтянув к себе обездвиженную руку, прислушалась – не было слышно ни звука. Дом чем-то напоминал деревенский, это пришло ей в голову, когда Маргерита и Карло привезли ее сюда в первый раз. Тихий дом в густозаселенном районе в самом сердце Милана. Тут было четыре квартиры, по одной на этаж. Прикидывая, из какой двери ждать подмогу, она вспомнила про телефон: сумка осталась на середине лестничного марша. Пытаясь сдвинуться с места, она рухнула назад и простонала:

– Помогите… Да помогите же мне!

Ей стало неприятно от звука собственного старческого голоса, разносившегося эхом по элитному подъезду.

– Помогите же мне!

Прислонив затылок к стене, она прикрыла глаза и притихла, ей показалось, что время остановилось. Затем вздрогнула от щелчка замка в двери подъезда, кто-то зажег свет – это был адвокат с третьего этажа. Когда он наклонился к ней, чтобы помочь, она попыталась улыбнуться, и ей стало неловко. Анна сказала, что ее дочь дома, адвокат поспешил наверх, а она тем временем попыталась привести себя в порядок. Поправив юбку и шерстяной гольф, закашлялась от боли. Сверху раздавались шарканье ног, дребезжание звонка, голоса, наконец с лестничной клетки выглянула Маргерита, которая в ужасе смотрела на нее.

– Все нормально. Вот только эта нога.

Маргерита была хороша. Ее длинные, как в детстве, волосы ниспадали на лицо, а беспокойство смягчило черты. Килограммы, набранные во время беременности, пошли ей на пользу. После рождения ребенка они снова стали сплетничать и чаевничать как подружки.

– Кстати, плечу тоже досталось.

– Не волнуйся, мам, я сейчас.

Дочка сбежала вниз и погладила ее. Осмотрев ногу, достала телефон и вызвала «Скорую».

– Я и сама справлюсь.

– Синьора, не шевелитесь! – сказал адвокат.

– У меня ноет спина.

Когда ей помогли принять горизонтальное положение, она вспомнила, как они переносили Франко на противопролежневую кровать, – стиснутая челюсть и глаза, стыдливо опущенные в сторону, – из ее глаз потекли слезы.

– Мама, успокойся, все будет хорошо.

Она кивнула и сжала теплую и сильную руку дочери. Да и Маргерита поразилась силе и теплоте материнской руки. Ей повезло – Анна была не робкого десятка и не выставляла напоказ собственные страхи. Дрожа, Маргерита гладила ее по голове до тех пор, пока мать не положили на носилки и не погрузили в машину «Скорой помощи». Затем ей пришлось оставить Анну и вернуться к Лоренцо.

Она бегом стала подниматься по лестнице; мучительный холод, сковавший Милан в последних числах февраля, пробирал до костей. Держась за перила, она в который раз вышла из себя из-за отсутствия лифта. Владельцы квартир из соседнего дома возражали против его установки по техническим причинам, да и Маргерите, когда она торговалась с бывшей хозяйкой, это было на руку. Она провернула все так виртуозно, что испытывала гордость и сейчас, по прошествии девяти лет, пока бежала по ступенькам наверх, чтобы укрыться за бронированной дверью собственной лжи. В уголке Лоренцо раскрашивал в альбоме Пимпу, она сказала ребенку, что бабушка сломала ногу и им придется срочно отправиться в больницу. Мальчик внимательно на нее посмотрел, закрыл фломастер и поднялся на ноги. Маргерита натянула на него пальто и шарф, и ребенок, прихватив рюкзачок в форме кролика, стал ждать ее у выхода. Пока они в спешке спускались по лестнице, Маргерита достала телефон и набрала Карло:

– Дорогой, мама…

– Я уже захожу. Перезвоню, когда все закончится.

– Мама упала с лестницы!

И прикусила язык: она не хотела вываливать на него все прямо перед собеседованием. Ей пришлось постараться, чтобы убедить его не мчаться в больницу: она боялась, что муж никогда не устроится на работу. Временами она его недооценивала. А ведь ему не раз приходилось принимать решения и за нее. Она вспомнила, как он не стал делать трагедии из заключения врачей, настаивавших, что за мутизмом Лоренцо нужно постоянно наблюдать. Для нее это превратилось в навязчивую идею, даже теперь, хотя выдержка сына и дарила ей минуты спокойствия. Пока они ехали в больницу на такси, она наблюдала, как ребенок, просунув голову между сиденьями, рассматривал приборную панель гибридного авто, а таксист рассказывал ему, почему загорается то синяя, то красная лампочка, и ребенок кивал в ответ, будто бы все понимал, – Лоренцо действительно все понимал. И натянутые отношения между родителями, и то, что бабушка была его защитницей, и как произвести впечатление на товарищей в детском саду.

Когда они прибыли в «Фатебенефрателли», санитар попросил их подождать в приемном покое.

– Я могу переговорить с врачом?

– Мы вас скоро пригласим, присаживайтесь.

Заметив свободное местечко у кофейного аппарата, Лоренцо, достав фломастеры и раскраску, удобно устроился на коленках. Маргерита осталась стоять, уставившись на больничную дверь. Она порылась в сумке, чтобы отвлечься: книги не нашлось – впрочем, в ее сумке давно уже не было книг. Открыла ежедневник, раздумывая, что делать с сегодняшними встречами. Отослала письмо сотруднице и не сводила глаз с телефона до тех пор, пока не пришел ответ: в агентстве сегодня обойдутся без нее. Маргерита сжала телефон в руках.

Лоренцо поднял на нее глаза.

– Все хорошо, солнышко.

Если завтра она не попадет на работу, то рискует упустить пару сделок. Присев, она погладила ребенка по макушке, за ушком у него вились мелкие кудряшки, которые пахли панакотой. Поднявшись, Маргерита немного прошлась, нашла в списке контактов телефон Пентекосте, затем передумала. Ей не хотелось прибегать к привилегированному положению свекра и получить более качественное медицинское обслуживание, тем самым записав на свой счет еще один должок. Она и так приняла от них деньги на Конкордию, потакая собственному капризу, потому что она хотела ту квартиру. Вероятно, это сыграло свою роль и в маминых переломах: когда она увидела Анну в ортопедическом отделении через пару часов, то потеряла дар речи:

– Мама…

Анна приоткрыла глаза:

– Скверный перелом.

Маргерита коснулась ее холодной щеки.

– Не переживай, худшее позади.

– В меня что-то воткнули, – сказала она, показав на пластиковую трубку, свисавшую с койки, – и еще на меня надели…

– Не волнуйся.

– Подгузник…

– Все будет хорошо.

– Эй!