Нерассказанная история - Моника Али

– Здорово! – восхитился парень. – Я в жизни не слышал о «Миноксе»!

– А знаешь, как я подружился с твоим боссом? На Некер-Айленде. Знаешь, где это? Виргинские острова в Британии. Этот находился в частном владении. Так что все папарацци оккупировали соседние острова и каждый день выходили на лодках в море, чтобы сделать снимки. Да, это была она. Вижу, ты умнее, чем кажешься. Она устроила десятиминутную фотосессию, после которой нам всем полагалось оставить ее в покое. Там была и американская команда телевизионщиков и фотографов. Самые шикарные парни в городке. Нанимали подводную лодку за шестнадцать тысяч долларов в день. Думали, они нам нос утрут! Проплывая мимо Некера, они просили капитана поднять перископ. Это подводная лодка для наблюдений за рыбой. Не боевая. Мы с Тинни умирали над ними со смеху.

– Тинни хочет, чтобы вы приехали в ЛА. Велел мне скрутить вас и привезти с собой.

– Я скажу Тинни, что ты из кожи вон лез.

– Так что же вы здесь делаете? – поинтересовался парнишка.

Он рассказал ему то же, что и миссис Джексон. Что работает над проектом фотоальбома «Малые города США и Англии» в подражание Роберту Франку. Фотографии и текст Джона Грабовски.

Парнишка никогда не слыхал о Роберте Франке. Как, возможно, о Брассае и Картье-Брессоне . В этом бизнесе больше не было места для искусства. В свое время Граббер продал немало некачественных снимков, и был рад деньгам, но все же прошел старую школу, и всегда мог загнать в рамку фото, оказавшееся не в фокусе.

Грабовски вздохнул и заказал еще пива.

– Если снимаешь людей без их позволения, кто же ты после этого? – спросил он.

– Не знаю. Папарацци.

– Может быть, – кивнул Грабовски, – но помни, что люди на снимках Роберта Франка тоже не собирались на них попадать. И не подписывали разрешение на съемку.

Парнишка засунул руку в миску с арахисом. И бросил в рот несколько зернышек.

– Иногда люди бывают очень заносчивыми, когда я объясняю им, чем занимаюсь. Тогда я говорю, у меня есть фото той актрисульки, которая трахается на пляже, и они говорят: «О, дай-ка посмотреть».

– Еще бы! – воскликнул Грабовски. – Кстати, что ты сказал моей квартирной хозяйке? Что ищешь меня?

Парнишка оскорбленно закатил глаза к небу.

– Я не вчера родился! И вообще не входил туда. Я никуда не вхожу, пока не узнаю точно, кого могу там найти.

– Молодец, – похвалил Грабовски.

Было уже начало шестого, и бар постепенно наполнялся рабочими со стройки. Любопытно, что у всех у них на лбах были красные полосы, оставленные жесткими касками.

Придется придумать, что делать с Лидией. Может ли он что-то сделать, чтобы не отпугнуть ее? При условии, что он не совсем спятил. По крайней мере фотограф, преследовавший Джеки Онассис, не был одержим призраком. Но Грабовски просто не может уехать. Иначе его всю оставшуюся жизнь будет мучить мысль об упущенной возможности. Голубые глаза, зеленое колечко вокруг правого зрачка, знакомая походка, смех, от которого все внутри сжимается. Не так много признаков. Но вместе они удерживали его крепче корабельного каната.

– Не хочу совать нос в чужие дела, – начал Хад. – Коровий язык облизал нижнюю губу. – Я не из таких. Никогда не теснил кого-то машиной. Никогда не вламывался в чужие дома. Просто делаю свое дело. Живи и дай жить другим, вот мой девиз.

Наступил вечер, и Грабовски не знал, как убить время. Сидя на кровати, он перебирал четки. Потом бродил по комнате.

Нужно что-то решать. Стоит ли преследовать ее дальше, или все это глупость несусветная?

– Возможно, это она. Возможно. Но как это доказать? Как выяснить? Если он прав и начнет расспрашивать обитателей города, она исчезнет, как только об этом услышит.

– Терпение, – сказал он себе. – Думай об этом как о повседневной работе. Слежке за мишенью. Конечно, слежка может быть самой длинной в жизни, но все окупится…

Его почти тошнило от возбуждения. Может, Кэти примет его?

Теперь он бежал впереди себя.

Он не мог начать расспросы в городе. Но вполне способен начать расследование дома.

Грабовски позвонил:

– Ник! Знаю, что уже поздно, но мне нужно, чтобы ты кое-что сделал.

Ник служил в полицейском архиве и неофициально подрабатывал у Грабовски. У него был просто талант выкапывать нужные документы, знать, где и что искать. Из всех людей, которым платил Грабовски, – швейцаров, официантов, нянь, пиар-агентов, водителей, – Ник был самым полезным.

– Это тебе дорого встанет, – откликнулся Ник: его стандартный ответ. Хотя Грабовски все эти годы звонил ему в любое время суток, он никогда не заставал его спящим.

– Лидия Снейрсбрук, – коротко бросил он. – Лет сорока пяти-пятидесяти. Найди все, что сумеешь.

– А именно? – уточнил Ник. – Только имя, никакой даты рождения? Ничего больше? Что ты ищешь?

– Сам не знаю. Имя очень необычное. Сначала узнай, сколько существует людей с такой фамилией.

– Значит, проверю главный ЗАГС. Все Лидии Снейрсбрук, рожденные между, скажем, 1955 и 1965 годами. И что потом?

...

Хорошая мать… Да, она была хорошей матерью. (Все чаще и чаще я испытываю искушение писать о ней в прошедшем времени.) Удивительно, но именно в этом заключалась одна из причин ее исчезновения. И здесь есть свои сложности и особенности.

Она считала, что от нее в любом случае избавятся, оставив детей без матери. Конечно, этого было бы недостаточно. Она согласилась бы жить в страхе, будь это во благо сыновей…

Но в ней постоянно росло убеждение, что ее присутствие вредно для мальчиков. Убедила себя, что окружавшее ее безумие разрушает их жизнь. И при этом твердо верила в то, что, как только пыль уляжется, она снова увидит сыновей.

...

Вчера я лежал несколько минут, думая о том, что сейчас сяду за дневник, но заснул, а когда проснулся, мозг словно заволокло туманом, пока не наступило время ложиться спать.

Я все еще валялся в постели, когда пришла Глория. И позвонила трижды (она забыла ключ), потому что я не хотел открывать, пока не надену халат, который оказалось довольно трудно найти и еще труднее надеть.

– Нужно договориться, когда я приду на следующей неделе, – объявила она после того, как мы закончили наш ритуал. – И через неделю тоже.

Я пробормотал что-то насчет того, что, возможно, меня здесь не будет.

– Конечно, будете, – отмахнулась она, считая, что я предсказываю собственную кончину.