Код цивилизации. Что ждет Россию в мире будущего? - Вячеслав Никонов

Одновременно происходит рост влияния ультралевых партий, партийно-политические системы поляризуются. В первом туре президентских выборов во Франции в апреле 2012 года ультралевые и ультраправые получили вместе 29 % голосов, больше, чем Николя Саркози или Франсуа Олланд. Национальный фронт был первым на выборах в Европарламент. Его лидер — Марин ЛеПен, активно использовавшая аллюзии с Жанной д’Арк, заявила: «Франция ничего не контролирует: ни бюджет, ни валюту, ни границы. Пора сказать «стоп» Евросоюзу»[146].

Профессор Жан-Вернер Мюллер из Принстона, анализируя процессы в Восточной Европе, приходит к выводу: «Демократия обороняется, почти все страны, вступившие в ЕС в последнее десятилетие, находятся в серьезном политическом кризисе… Стало ясно, что некоторые из историй успеха были сказками, в которые многие в ЕС предпочли верить, несмотря на свидетельства фальши… Для Восточной Европы большой инвестиционный бум закончился около 2007 года. Вера общества в демократию исчезала одновременно с экономикой»[147]. В Венгрии националистическая партия Йоббик стала третьей в парламенте и уже имеет двух евродепутатов. Венгерский лидер Виктор Орбан сравнил ЕС с колониальной державой и объявил «войну за независимость» от Брюсселя.

«Греция, где правят радикалы, постоянно находится на грани банкротства и может покинуть как минимум еврозону. Великобритании предстоит референдум по выходу из ЕС, результат которого непредсказуем. В Испании и Португалии силу набирают левые движения, вытесняя консервативных сторонников прежнего проевропейского курса. В Польше неожиданно победил кандидат в президенты, ничуть не уступающий в евроскептицизме британцам. А грядущие парламентские выборы могут снова привести к власти польских евроскептиков. В правительство Финляндии впервые вошли партии, критично настроенные по отношению к ЕС. В Венгрии пост премьер-министра занимает евроскептик, которого председатель Еврокомиссии — хоть и в шутку — назвал «диктатором»… Евроскептики как с левого, так и с правого флангов сейчас популярны как никогда»[148], — отмечал в конце мая 2105 года Бернд Ригерт из Deutsche Welle.

Малани Филипс из The Times бьет тревогу по поводу неофашистских и агрессивных расистских партий: «Мы теперь знаем, что поражение нацизма, падение коммунизма, подъем ЕС оказались недостаточными, что навсегда изгнать кошмар пропитанного кровью прошлого Европы. Демократия сейчас способствует подъему все большего количества партий, добивающихся ее эрозии. Все это грозит возвратом Европы к состоянию опасности, которую она не знала почти век»[149].

На фоне экономического кризиса обострилась проблема сепаратизма. Фландрия все более решительно заявляет о желании отделиться от менее зажиточной Валлонии, что ставит под угрозу существование Бельгии как государства (пока распад сдерживает, в основном, неспособность двух сторон поделить Брюссель). За независимость от Италии на непризнанном референдуме проголосовала Венеция, думаю, на очереди некогда австрийский Южный Тироль. В Каталонии на ноябрьских выборах 2012 года победу одержали партии, выступающие за ее отделение от остальной — менее зажиточной — Испании. В ноябре 2014 года референдум в Каталонии сказал «да» независимости, но его не признал конституционный суд Испании. Референдум, на котором почти половина населения высказалась за независимость от Великобритании, 18 сентября 2014 года прошел в Шотландии. Нарастают сепаратистские настроения в Уэльсе. Никто не поручится за будущую целостность Боснии-Герцеговины.

«Главная проблема современного Евросоюза — утрата европейской идеи и невнятность европейской идентичности»[150], — подчеркивает профессор МГИМО Ольга Буторина. Его лидеры так и не смогли дать вразумительный ответ на вопрос, что значит быть европейцем сегодня. Названные в Лиссабонском договоре европейские ценности — свобода, демократия, права человека, верховенство закона — являются универсальными для всего цивилизованного мира без особых признаков «европейскости». Упоминания о христианских корнях Европы были изъяты из проекта конституции еще на стадии ее подготовки. ЕС стесняется говорить со своими гражданами о том, о чем написано в начале этой главы: наследии Крестовых походов, противостоянии пап и королей, Ренессансе, церковной реформации и религиозных войнах, колониализме или Просвещении. Под негласный запрет попал период строительства социализма в истории стран Центральной Европы. Старый Свет все меньше ощущает свои цивилизационные корни.

Террористический акт против парижского сатирического издания «Шарли Эбдо» прозвучал как серьезный набатный колокол для миллионов европейцев, впервые в январе 2015 года вышедших на улицы городов, чтобы сказать «нет» экстремизму и «да» своим национальным корням и традициям.

По крайней мере, с того момента, как Колумб открыл Америку — мировая история делалась в Европе, а контроль над Старым Светом был едва ли не синонимом мирового господства. Этот период закончился. Европа остается важным центром экономической мощи. Но центр глобальной динамики явственно сместился из Европы — в Америки и из Атлантики на Восток — в Южную Азию и Азиатско-Тихоокеанский регион.

В бытность Генри Киссинджера госсекретарем США — в 1970-е годы, — когда зашла речь о единой европейской внешней политике, он поинтересовался номером телефона, по которому можно было бы узнать о ее сути. До сих пор, по большому счету, такого номера телефона не существует. С позиции Соединенных Штатов современный европейский подход к внешней и обороной политике, словами Чарльза Капчана, выглядит как «шизофренический»: «С одной стороны, Лиссабонский договор создает в Европе институты, нацеленные на повышение ее возможностей подняться на новый уровень международного лидерства и ответственности. Новый дипломатический корпус ЕС — служба внешних действий (External Action Service) — приступил к работе 1 января 2011 года и активно пополняет свой портфель. С другой стороны, ренационализация Европы подрывает стремление ЕС демонстрировать более коллективную и сильную внешнюю политику»[151]. А Иан Бреммер иронизировал: «Всякий, кто сомневается, что национальные государства продолжают жить внутри Европейского Союза, должны понаблюдать за толпой во время футбольного матча между Голландией и Германией, Англией и Францией, Португалией и Испанией»[152].