Моя чужая женщина - Ольга Дашкова

мягкий шантаж, когда давят на больное и ты живешь с этим годами. Братик мой играл в крутого, а сейчас сидит, отец убил мать, короче, жизнь сплошной карнавал и шоу.

Странно, что произнесла свою речь вполне спокойно, даже не накрыло как обычно, когда вспоминаю все это дерьмо. Серафима все время слушала внимательно, но в глазах ни капли сочувствия и участия. Мол, ну чего ты хотела девочка? Сама ведь напоролась на ублюдка, который крышевал все то, что происходило в стенах детского дома.

– Он не убивал.

– Кто?

– Отец твой.

– Я знаю, но от этого не легче.

– Зря сбежала, все бы решилось само.

– А как же «мы сами выбираем свой путь» и вся та херня?

– Твой путь только начат.

– Если честно, заебали ваши загадки, попрошу вашего сына завтра отвезти меня до ближайшей цивилизации.

– Дурная ты, девка, но счастливая.

Серафима снова принялась стирать, вот и поговорили, как говорится.

– Что-то счастья все нет.

Мне бы на самом деле надо в город или поселок какой, занять у Серафимы денег, купить билет туда, где тихо и тепло, осесть, найти работу, остричь уже эти волосы.

– Леньке ты моему понравилась.

Обожаю ее моментальные переходы на другие темы.

– Думаю, он готов мне свернуть шею и увести подальше с глаз.

– Бабы ему нравятся все не те.

– «Не те» – это какие?

– Бедовые вроде тебя, из-за одной такой и живет бобылем, чтоб она… прости меня господи, – Серафима бросила белье, мыльная вода разлетелась брызгами, быстро перекрестилась, смотря куда-то в угол.

С первого впечатления этот здоровенный Леонид может кого угодно в бараний рог скрутить одним взглядом, а оказывается, есть некая особа, которой удалось скрутить его. Плеснула в лицо воды, живот потянуло болезненными спазмами, прикусила губу, положив на него руку, наверное, месячные скоро.

Серафима прополоскала белье в другом тазу, отжала, повесила на веревку. Такая щуплая, маленькая, а столько в ней силы, что удивляет.

Голова опять закружилась, а еще начало подташнивать.

– Выпей того отвара, должно пройти, организм у тебя слабый, а плод сильный, – сказала, не поворачиваясь, словно о погоде.

Это мне сейчас послышалось с перегрева? Или я не того отвара хлебнула? Какой такой плод?

– Ленька-то мой в город все рвался, думал, там счастье, меня звал, мол, поехали, мать, дом построил, жить буду красиво, на машинах дорогих приезжал. А на кой мне дом его? У меня свой хороший, отец мой строил, родилась я здесь и тихо тут, и травки мои, грибочки рядом, куры…

– Я не поняла, что за плод?

Но в сознание уже закралось сомнение, в груди сдавило калеными тисками.

– Ребеночек, какой еще может быть. Вот дурная девка.

Я видела, как утром Серафима лихо рубила курице голову, сначала несколько минут что-то ей говорила, а потом – один взмах топора, и ее башка упала на снег, а следом фонтан крови. Но курица все еще махала крыльями.

То же самое примерно сейчас происходит со мной. Я как та курица – еще не поняла, что с ней произошло, но головы уже нет.

– Какой ребенок? Этого не может быть.

– Тебе откуда знать? Пошли обсохнем да в дом, что-то жарко мне.

Вышли из моечной, обернулась простынью, с мокрых волос вода капала на пол, села на лавку, все еще воспринимая слова сказанные Серафимой бредом.

– Держи, господи, точно непутевая, гонору много, силы в тебе намерено и воли, мужики того и гляди, поубивают друг друга, а она как квашня.

– Ребенка не может быть, у меня спираль, контрацептив такой, вы знаете?

Держу кружку, пальцы обжигает, делаю глоток, уже не тошнит, и в голове ясно.

– Ну, отчего же не знать, знаем, читали. Так ведь судьбе – ей все равно, что там, если суждено, то суждено.

Железобетонный аргумент.

Я десять лет жила половой жизнью, Костя трясся, чтоб я не залетела, по гинекологам таскал, волновался, чтоб не испортилась его девочка для утех, и все шло по его правилам. Но стоило мне сбежать, быть с другим мужчиной, как я забеременела.

– Вытри волосы, на улице метель, ты в папу рыжая?

– Да, я его солнечный зайчик.

Снова какой-то морок, откуда я это вспомнила? А ведь точно меня папа так называл, когда приходил домой, я слышала еще из своей комнаты, как во двор въезжала машина, хлопали двери, я бежала по ступенькам вниз. А он, зайдя в гостиную, подхватывал меня на руки и говорил, что я его солнечный зайчик.

Как я могла это забыть?

В горле ком, хочется начать рыдать и выть белугой от обиды и моей хреновой судьбы, рвать на себе волосы и хоть как-то вернуть время назад, чтоб увидеть их на минуту.

– Все, все, не плачь, девочка, они в лучшем мире, они вместе и всегда рядом с тобой.

Ладонь женщины гладит меня по плечу, слезы текут по щекам, в груди больше не давит, она успокаивает, пью мелкими глотками чай.

– Не расстраивай ее.

– Ее?

– Ему нужна отдушина, она ей и будет. Но не ищи встречи, неспокойно все у него, сам найдет скоро, потерпи.

Несколько слов, а я их понимаю, да так, что становится страшно. Неужели я поверила этой странной женщине?

Нет, это бред и странный чай из непонятных травок, и сотрясение.

– Мать! Мать, вы здесь?

– Чего орешь, оглашенный, тут мы, заходи.

Леонид пускает клубы морозного воздуха, сам в пуховике судя по лейблу, очень недешевому, а вот свитер ручной вязки, теплый.

– Посидите еще немного, у нас там гости, поговорить надо.

Взгляд у мужчины колючий, не нравлюсь я ему, а может, ему вообще все бабы противны после той, которой Серафима желала далеко не приятные вещи.

– Они ищут меня?

– Они ищут неприятностей и найдут на моей земле, если будут слишком наглыми и докучать.

Только сейчас замечаю в руках мужчины ружье. Значит у нас гости серьезные.

Глава 29

Покровский

Смотрю, как кровь вместе с водой стекает с разбитых костяшек рук в раковину, на этом белоснежном фоне она слишком яркая. В моем кабинете после ухода Савелия мало что осталось целого, разбил даже телефон Арины, что Кузнецов оставил на столе.

Прикрываю глаза, идет снег, кожей чувствую морозный воздух, а еще запах дыма и гари. Веду головой. Что это? Галлюцинации? Ведения? Тихий плеск воды, снежинки тают на лице. Я все это не вижу, только чувству. Сжимаю пальцами рукоять меча, в правом плече боль.

Точно бред. Открываю глаза, на костяшки льется вода.

Первый раз за сорок два года