Идеальная любовница - Бетина Крэн

— Потешки — это тоже поэзия, — заметила Габриэлла.

— Вольная поэзия, — поправил он и вытер выступившие от смеха слезы. — Моя любимая. Читай дальше.

Габриэлла читала, а Питер смотрел на нее со все возрастающим интересом. То, что она проделывала, иначе как мятежом назвать было нельзя, и Питер очень хорошо понимал ее. Ему была понятна потребность сбросить с себя унизительные оковы подчинения, понятно желание встать на свой собственный путь. Питер Сент-Джеймс уже много лет боролся с матерью, отстаивая свою независимость, но делал это совершенно другим способом. Однако тот метод, который выбрала Габриэлла, такой остроумный, свежий и неожиданный, с каждой минутой импонировал ему все больше и больше. Ее мятеж был так же очарователен, как и она сама.

Габриэлла на минуту прервалась, чтобы попить воды. От долгого чтения в горле у нее пересохло. Питер тут же воспользовался этим и, схватив книгу, продолжил начатое ею четверостишие. Оба покатывались со смеху.

— Потешки! — ахнула Розалинда, когда Гюнтер, скорчив постную физиономию, сообщил ей, чем Габриэлла и граф занимаются за закрытыми дверьми. — Но я же предупреждала ее! Я настаивала на классической поэзии. Сонетах Шекспира, например. На это Гюнтер только пожал плечами. Прихватив с собой Женевьеву, Розалинда уверенно зашагала к комнате Габриэллы. Из будуара доносился только голос графа, и Розалинда облегченно вздохнула. Слава Богу, кажется, лорд Сэндборн поставил упрямую девчонку на место. Но что же это он читает? На Шекспира не похоже… Розалинда прислушалась и прямо-таки позеленела от ярости. Питер отчетливо декламировал:

Джон спросил у Джона: «Сколько стоит утка?» Джон ответил Джону: «Двадцать пять монет». Джон спросил у Джона: «Может, это шутка?» Джон ответил Джону: «Может быть, и нет».

— Мне плохо, — Розалинда пошатнулась и ухватилась за руку Женевьевы. — Да ведь это же он читает ей потешки, а не она ему. Право, этот человек просто какой-то извращенец.

Прочитав с выражением последний стишок, Питер захлопнул книгу и посмотрел на Габриэллу. Глаза девушки блестели, она была счастлива, как никогда.

— У меня слабость к потешкам, — признался он. — Еще несколько лет назад я взял на себя добровольное обязательство заучивать все куплеты, которые печатает «Панч».[10]

Габриэлла сидела на диване, боком прислонившись к подушке. Одну ногу она подогнула под себя, а вторая чуть свешивалась. Вся ее поза дышала покоем и негой и еще была… неимоверно эротична. Сама Габриэлла этого не понимала, зато Питер, знающий толк в подобных делах, сразу пришел в соответствующее настроение. Он направился было к ней, но тут, как всегда не вовремя, послышался стук в дверь. Это, конечно же, был Гюнтер! Дворецкий вкатил свою неизменную тележку и, поставив ее перед диваном, объявил:

— Миссис Леко предположила, что после декламации вы захотите немного освежиться.

Гюнтер открыл шампанское и удалился. За это время Питер успел полностью прийти в себя. Он подошел к полкам и, пробежав глазами названия книг, заметил:

— А у тебя довольно разнообразные в кусы. Тут и «вольная поэзия», и классические трактаты, и пьесы великих мастеров.

Он подошел к дивану и наполнил бокалы шампанским. Габриэлла взяла свой и привычным уже жестом вылила его содержимое в цветочный горшок. Питер усмехнулся и продолжил:

— Если бы я знал, что во французских школах для девочек преподают такие предметы, то сам подал бы прошение о поступлении в одну из них. Что скажешь, меня бы приняли?

— Возможно, — улыбнулась Габриэлла. — Но ведь не все школы одинаковы. Я, например, считаю, что нам очень многое дала сама мадам Маршан. Обычно выпускницы подобных академий хорошо танцуют, немного играют, декламируют, но не более, — Габриэлла посмотрела на него: глаза ее были полны тоски и сожаления о чем-то далеком и уже, увы, прошедшем.

— Ты скучаешь по Франции, да? По жизни в академии, директрисе и подругам?

— Да, — призналась она и почти весело проговорила: — Вот ведь какая ирония судьбы: сначала я ненавидела школу, а теперь вспоминаю о ней с нежностью. Когда Розалинда привезла меня во Францию, все там казалось мне чужим и ужасно скучным, но со временем я привыкла. Моя мать думала, что я впитаю культуру чужой страны, как губка, а потом буду выдавать информацию по ее команде, но она ошиблась. Знания, которые я получила, сформировали мою личность, у меня появились свои мысли, идеи… Жаль, что Розалинда никак не хочет этого понять и ничуть не считается с моими желаниями.

Питер наблюдал за ней и думал, что вернее было бы не «желания», а «отсутствие желаний». Желаний и страстей. Габриэлла почему-то убедила себя в этом и стойко отстаивает свою точку зрения. Хотя достаточно послушать, как она играет, говорит, смеется, чтобы понять, какая страстная натура скрывается за внешней чопорностью.

— Ты как-то говорила мне, что у тебя нет склонности… ну, ты понимаешь к чему.

— А с чего ты взяла, что у тебя этой склонности нет?

— Мне кажется, это очевидно, — она выпрямилась и почувствовала, что краснеет. — Подобные вещи меня совершенно не интересуют.

— Ты ошибаешься, Габриэлла.

— В самом деле, ваше сиятельство? — в ее голосе послышались нотки иронии.

— В самом деле. У меня есть некоторый опыт, и поверь, ты подаешь большие надежды. Единственное, чего тебе не хватает, так это энтузиазма.

Габриэлла встала с дивана и скептически посмотрела на него.

— Имею я склонность или нет — это вопрос спорный, но я не собираюсь его решать, — заявила она. — Потому что никакие склонности мне не понадобятся, я ведь намерена стать женой, а не любовницей.

— Жены тоже не лишены страстей. Я знавал многих жен, чужих, разумеется, которые имели весьма значительные, хм, склонности.

Ну, что за несносный человек! Он, кажется, находит ее желание выйти замуж нелепым, если не сказать смешным. У него, видите ли, есть некоторый опыт! Допустим, есть, но это не дает ему права поучать ее. Габриэлла была вне себя от ярости и, чтобы хоть немного успокоиться, подошла к книжным полкам. Книги — лучшее лекарство от всех неприятностей. Она бесцельно водила взглядом по корешкам и вдруг заметила маленький томик на самой нижней полке. Девушка улыбнулась и присела. Достав книгу она выпрямилась и обнаружила, что стоит нос к носу с Питером, , который бесшумно подошел сзади.

Губы его были слегка приоткрыты, и между ними виднелась полоска белых зубов. Темные бездонные глаза будто манили ее к чему-то неведомому и прекрасному. Девушка покачнулась и чуть подалась вперед. Внезапно ей захотелось упасть в его объятия и вновь ощутить вкус поцелуя. Это случилось впервые. Впервые она сама хотела, чтобы он поцеловал ее! Габриэлла ждала, целиком поглощенная чудом зарождающегося желания, а он был так близко…

Несколько бесконечных долгих секунд они стояли неподвижно, а потом Питер… отвернулся и отошел в сторону.