Адвокаты не попадают в рай - Ева Львова

— Блокнот, — с трудом разлепив губы, прошептала мать Гедеминаса. — Возьми у меня блокнот… в кармане…

Я вытащила потрёпанную тетрадку и, спрятав её в сумку, поднялась на ноги, одновременно вызывая «Скорую помощь». В полицию решила не звонить — пусть о наезде на пешехода сообщит кто-то другой. Проходить по делу свидетелем я бы всё равно не стала, ибо готова была поклясться, что старенький «Форд», сбивший Ингу Лацис, принадлежал Борису Устиновичу.

* * *

У меня отпали последние сомнения в том, кто настоящий виновник трагедии. Это Евгения. Только теперь, когда единственного человека, способного рассказать о происхождении блокнота с эскизами, положили на носилки и увезли в реанимацию, беседовать мне с полицией не имело смысла. Как я объясню, откуда у меня взялся блокнот? Как докажу, что рисунки в нем сделаны рукой Валдиса Лациса? Да, дата на первой странице действительно стоит. Но ведь ни единой подписи художника под зарисовками нет! А может, Инга Лацис всё-таки меня обманула, выдав работы Романа Арзамасова за творения своего мужа? Оставался единственный выход — самостоятельно установить принадлежность набросков.

Вернувшись в офис, я первым делом справилась, на месте ли Борис. Однако Джуниора в конторе не оказалось, что, признаться, не сильно меня удивило. Стараясь не думать о том, что кудрявый друг дошёл в своей влюблённости до той стадии, когда начинают совершать ради объекта страсти уголовно наказуемые деяния, я уселась за компьютер и погрузилась в изучение интернет-сайтов современных художников, способных выступить экспертами. Переписала в записную книжку адрес арт-галереи «Арбатский шик» и, быстренько выпив на кухне чаю, отправилась туда. В консультанты я выбрала того самого приятеля Романа Арзамасова, который получил в подарок мастерскую его отца.

Оказалось, что к художнику Васильеву отошла не только мастерская на крыше арбатского дома, но и арт-галерея, некогда принадлежавшая Роману Андреевичу. Располагалась она в тихом переулке и выделялась роскошной витриной, через которую я имела полную возможность по достоинству оценить выставленные в зале работы.

Потянув на себя дверь, я вошла в помещение и услышала похожий на жужжание шмеля голос:

— Вы что же думаете, милочки мои, что я из своего кармана стану вам платить?

Оглядевшись по сторонам, увидела франтоватого господина в отлично сшитом костюме бордового цвета, который освежала кремовая рубашка. Дряблую шею мужчины украшал белоснежный платок, отчего казалось, будто горло у него забинтовано. Не только голос говорящего был похож на шмелиное жужжание, весь облик владельца галереи напоминал это насекомое. Обращался Шмель к двум притихшим девушкам в форменных синих платьях, больше похожих на халаты. Бейджики на груди сотрудниц говорили о том, что они продавцы-консультанты. У меня промелькнула мысль: откуда в арт-галерее взялись продавцы? А в следующий момент я получила ответ на свой вопрос.

— Финансирование из Британии прекратилось, так что будьте любезны выполнять план продаж! — жужжал мужчина.

— Артур Николаевич, это же картины, как можно планировать их продажи? — возмутилась девушка, что была повыше и поплотнее.

— Если хотите здесь работать, извольте сдавать выручку размером в двести тысяч в день! — повысил голос Шмель.

— Нам что, самим покупать ваши картины? — нахально осведомилась вторая девица, маленькая и хрупкая.

— Меня не волнует, кто их будет покупать, главное, чтобы деньги поступали в кассу, — невозмутимо проговорил Артур Николаевич, устремив на девушку чёрные бусинки глаз.

Понимая, что момент не самый подходящий, тем не менее я приблизилась к Артуру Николаевичу и деликатно кашлянула. Владелец галереи обернулся и радостно объявил:

— А вот и покупатель! Работайте, девушки!

— Господин Васильев, я, собственно, к вам, — смиренно сказала я. На лице Шмеля отразилось разочарование, и он скучным голосом осведомился:

— По какому вопросу?

Я вынула из сумки красный блокнот и, открыв на первой странице, показала художнику.

— Нужна ваша консультация, — многозначительно улыбнувшись, пояснила я.

Взглянув на зарисовку, владелец арт-галереи удивлённо приподнял брови и с интересом посмотрел на меня. Затем сделал широкий жест в сторону дубовой двери:

— Прошу в кабинет!

Кабинет художника Васильева производил впечатление скорее антикварной лавки, в которой собраны всевозможные редкости по принципу «купил просто потому, что понравилось», невзирая на эпохи и художественную ценность предмета. Хозяин уселся в потрёпанное кресло в стиле ампир, слившись костюмом с бордовым плюшем обивки, и, указав мне царственным жестом на хрупкую оттоманку по соседству, приказал:

— Рассказывайте!

— Вообще-то, я от вас хотела услышать, чьей рукой сделаны эти наброски, — поморщилась я.

— Рассказывайте, кто вы и откуда у вас блокнот, — настойчиво повторил Васильев.

— Я работаю в адвокатской конторе «Устинович и сыновья», — начала я, но собеседник протестующе поднял руку.

— Дальше можете не продолжать, — презрительно скривился Шмель. — Меня не волнуют подробности. Вы адвокат и представляете интересы наследников автора цикла «Обнажённая Зоя». Правильно я вас понимаю?

— Вы умышленно не сказали «Романа Арзамасова», подчеркнув слово «автора». Этим вы даёте понять, что знаете, кто настоящий автор картин. Можете назвать его имя?

— А почему я, собственно, должен что-то скрывать? — задумчиво протянул Шмель, словно размышляя вслух. — Ещё два месяца назад я чувствовал некие обязательства перед Романом, но теперь, когда тот прекратил финансировать галерею, не думаю, что должен ему что-то. Да, юная леди, я знаю, кто написал картины. Этот человек — зовут его, кажется, Валдис Лацис — стал известен как инсулиновый убийца именно потому, что он автор столь прекрасных работ. Да и скончался он скоропостижно по той же причине.

— И вы знали об этом, но никому не сказали ни слова? — удивлённо протянула я.

— Легко презирать другого, вы сами попробуйте устоять перед искушением, — философски заметил мой собеседник, нервозно выбивая узконосым ботинком ритмичную дробь по паркету.

— Так расскажите, что вам известно, мне не терпится примерить на себя роль искушаемой, — улыбнулась я, провоцируя художника на признание.

Перестав барабанить ногой по полу, Васильев подался вперёд и принялся придирчиво рассматривать меня, словно решая, достойна ли я услышать его рассказ.

— Ну что ж, извольте, — откинувшись в кресле, наконец проговорил Шмель. — В тот день мы заглянули в мастерскую к Зое в неурочный час — днём она обычно работала и никого не хотела видеть. Но Роман купил для Жени чудесные туфельки, похожие на башмачки принцессы, и ему не терпелось показать их жене. Я прогуливался по Арбату, случайно столкнулся с Арзамасовым, и тот буквально потащил меня с собой. Я отпирался, но он настаивал. Роман очень любил жену и дочь, и ему хотелось поделиться этой любовью со всем миром. Мой друг открыл дверь своим ключом, мы вошли — и буквально утонули в звуках Первого концерта Чайковского. Роман сделал мне знак не шуметь и на цыпочках двинулся к студии, где обычно писала Зоя. Думаю, хотел сделать супруге сюрприз. Однако сюрприз ждал его самого. Я шёл за ним, поэтому несколько позже увидел совершенно обнажённых Зою и её любовника. Жена Романа раскинулась на диване в весьма фривольной позе. Если вы видели картины, то поймёте, что я имею в виду, речь идёт о композиции номер пять.