В чём дело, Полли? - Марьяна Иванова

Мальчик широко улыбнулся и в груди у Дианы потеплело. Лексон всё чаще бывал серьёзен и задумчив. Не удивительно, конечно, ведь прошло слишком мало времени, должно пройти больше. «Это нормально», – успокаивала себя Диана. Но иногда она боялась, что время сделает только хуже и Лексон совсем перестанет быть добрым и воздушным. Только никогда не говорила об этом, даже виду не подавала…

Когда Диана закрыла дверь, Лексон подошёл к кустам ежевики и выбросил нетронутую еду из миски. Диана после того случая и слышать ничего не хотела ни о собаках, ни о том, чтобы их кормить и приручать. В ноябре её первого года, когда золото осени стало плавно превращаться в серые туманы и слякоть, она сильно заболела. Однажды ночью она увидела в окне пса, а на следующий день её скосил жар. Скоро к симптомам прибавились тошнота и кошмары. Она всегда была рассудительным человеком, и даже не могла допускать абсурдные мысли, что это как-то связано со зверем. Но, когда через пару недель к ним с расспросами заявилась полиция, рассказав, что неподалёку нашли убитого человека, она вдруг почувствовала, что висела на волоске от смерти. Впервые за много лет, ей было действительно страшно. Лексон твердил, что пёс не мог быть виноват в её болезни, однако соглашался, что она и правда тогда выглядела так, словно стояла одной ногой в могиле. Надд на это ничего не говорил. Он стал совсем нелюдимым и грустным. Может, он грустил, потому что знал, что случилось с женщиной на самом деле?

«Какой-же он всё-таки худенький», – невольно подумала Диана, аккуратно присев на край кровати Лексона. «Хотя и выше, чем многие в его возрасте. Лорис тоже была худенькой и высокой».

Мальчик перевернулся на другой бок, пробормотав что-то во сне, и засопел сильнее. Он бы не обрадовался, увидев Диану в своей комнате. Особенно теперь, когда он мог считаться главой дома, он не хотел чувствовать себя ребёнком. Женщина уважала его зрелость и изо всех сил старалась прятать всю свою нежность к нему.

Она положила на прикроватную тумбочку красивую сиреневую коробку с блестящим красным бантом. Когда она была маленькой, родители клали подарок на День Рождения рядом с подушкой, чтобы она с самого утра знала, что этот день будет посвящён только ей. Она всегда вспоминала это время с теплотой, поэтому, став мамой, поступала так же: каждый год восторженный детский писк наполнял дом, и они с Брайаном быстро хватали шарики и фотоаппарат и бежали в комнату к Лорис. Чудно было.

Она повертела коробку и сделала бант попышнее, представляя, как Лексон радостно потянется к подарку и станет нетерпеливо его разворачивать, шурша упаковкой. Красивый резной двухмачтовый кораблик. Разумеется, благородных пиратов. Она так долго выбирала его, даже пришлось проездить дольше обычного: четыре часа, двадцать семь минут и десять секунд…

***

– Почему ты так мало съел? Тебе не понравился торт?

– Понравился. Просто больше не хочу.

– Ты очень худой, Лексон. Может, нам стоит вызвать врача? Мне кажется, у тебя испортился аппетит.

– Я всего лишь тороплюсь, чтобы успеть до темноты спустить кораблик на воду. – Мальчик верил, если взрослые слишком усердно опекают детей, значит – это их самих, взрослых, мучают тревоги.

– Может, будет лучше, если мы пойдём к озеру завтра утром?

– Мы не заблудимся, я знаю дорогу, я уже много раз там бывал.

– Правда?! – ужаснулась женщина, но потом смягчилась и добавила: – Хорошо, ты ведь теперь главный.

Но сбыться планам было не суждено: буквально через час поднялся хоть и тёплый, но очень сильный ветер. Один он приходит редко, поэтому тут же набежали тучи и закрапал дождь.

Кораблику и Лексону пришлось довольствоваться сушей.

Диана зашла пожелать Лексону доброй ночи и увидела, что тот всё ещё не расстаётся с подарком. Она улыбнулась и спросила:

– Назовешь его как-нибудь?

– Я пытаюсь, – вздохнул мальчик. – Это не так-то просто.

– Да. Давать имена кораблям большая ответственность, – согласилась женщина. – Ложись в кровать, уже поздно.

– Кто-то ест мои сны, я не хочу спать.

– Я тоже когда-то давно была маленькой и боялась, что под кроватью живут монстры. Но там никого нет, дорогой, монстры разгуливают по улицам. И в наш дом им не попасть. А чтобы не было страшно, оставь ночник зажжённым.

– Нет, не зажигай ночами свет. В полной темноте не бывает теней.

Диана устало вздохнула:

– Ох, это Надд наговорил тебе? Забудь его сказки, ладно? Приятных снов. Я разбужу тебя в девять.

Когда она ушла, Лексон поддался внезапно хлынувшему импульсу и швырнул игрушку в стену.

«Сегодня День Рождения Надда, почему она подарила игрушку мне? Ненавижу её! Ненавижу! Почему она делает вид, что всё хорошо? Почему старается быть для меня мамой? Мама предала меня! Все предали, даже Надд

Одна мачта кораблика покосилась, другая треснула посередине и надломилась. Теперь он отправится только в одно путешествие: на дно озера. А может, вылетит из окошка. Вот прямо сейчас вылетит.

Мальчик подхватил игрушку и подбежал к окну.

– Ворон!

Забыв про свою разрушительную игру и то, что он давно переоделся в пижаму, Лексон выбежал из комнаты и помчался в сад.

– Ворон! Где тебя носило?!

Пёс не выказывал такой же радости от встречи, однако не стал отгонять от себя Лексона и позволил уткнуться в свою грубую нечёсаную гриву.

– Я думал ты ушёл навсегда! Почему это такое страшное слово, навсегда?

Пёс брыкнулся и тихонько зарычал, не агрессивно, но настойчиво, словно говоря: «Не забывай, что мы не друзья».

А затем ловко перепрыгнул клумбу и оказался в лесу. Лес бархатной чернотой обволок зверя, остались видны лишь жёлтые горящие глаза.

Лексон шмыгнул носом:

– Дурацкие слёзы. Я не из-за тебя плачу. Понятно? Надд умер, а я так ни разу и не заплакал. Только испугался. Не знал, что смерть такая. Такая безобразная и гнусно пахнущая. А Диана знала. Она закрыла мне глаза руками. Но я всё равно всё видел и продолжал видеть даже когда зажмурился и отвернулся. А за окном стоял туман, он пришёл за Наддом. Он сам говорил, что уйдет однажды с туманом. Но он обещал, что просто уснёт и не проснётся. Но это…это…

Мальчик стал быстро и прерывисто дышать, вновь прокручивая в голове события того майского дня.

Зверь занервничал. Проголодался, наверно. Жёлтые глаза стали больше, кусты задрожали и Лексон понял, что пора уносить ноги.

Он помнил, что от собак нельзя убегать, ведь тем самым ты сразу превращаешься в желанную добычу. Но у него было так мало времени, а заветная дверь была так далеко.

Раз, два, три… Сколько ещё шагов нужно сделать? Ворон всё ещё наблюдает из леса или уже мчится следом, готовый оторвать кусок заветного вкусного мяса от румяного ребёнка?