Надменный герцог - Рона Рэндалл

Я обрадовалась, когда он отпустил слуг, однако его первое замечание, когда мы остались одни, было типичным для него:

– Надеюсь, ты не считаешь все церемонии такими уж невыносимыми.

– Скоро привыкну.

– В этом я нисколько не сомневаюсь. Ты учишься семимильными шагами.

– Ты удивлен?

Он улыбнулся такой знакомой улыбкой:

– Между прочим, Оливия, сколько тебе лет?

– Почти двадцать.

– Такая молодая! – прошептал он. – Надеюсь, ты не пожалеешь о том, что вышла замуж за человека намного старше себя.

– Возраст здесь ни при чем. Важно, подходят ли люди друг другу.

– А мы, по-твоему, подходим?

– Скоро станет ясно.

– А если окажется, что мы друг другу не подходим?

Я не сумела ответить, сама мысль была мне невыносима. В глубине души я понимала, что никогда не расстанусь с надеждой завоевать его любовь. Ведь я его жена, по крайней мере, была ею одну ночь. Я часто вспоминала ту ночь, лелеяла воспоминания о ней, а он… скорее всего, он давно все забыл.

Ему подали портвейн, и я, подчиняясь этому неписаному сигналу, встала, намереваясь удалиться в гостиную, но он поспешно сказал:

– Прошу тебя, не уходи. Давай хотя бы поговорим. Если мы с тобой не будем разговаривать, как мы узнаем друг друга? До сих пор у нас почти не было возможности общаться. Светское лондонское общество – враг близости.

Он поднял свой бокал и медленно пошел вокруг стола. Придвинув стул, он сел вполоборота ко мне. Когда он поднял руку и прикоснулся ко мне, кровь во мне закипела. Я не хотела, чтобы меня так мучил человек, который не желает становиться по-настоящему моим мужем, и непроизвольно отстранилась.

– Извини, – сказал он. – Я забылся.

– Забываться не следует, – парировала я. – Особенно в твоем мире.

– Он стал и твоим, ты вступила в него. И не только в Лондоне, но и здесь, в замке. Ты затеваешь радикальные перемены.

– Да, я приказала переселить Пенелопу в другую комнату. Ты предоставил мне самой решать все вопросы, связанные с ней.

– А я и не возражаю. Пока она остается здесь, ты сохранишь за собой это право.

– Пока она остается… Что ты имеешь в виду?

Кажется, он пожалел о своих словах, потому что ответил уклончиво:

– Она скоро вырастет…

– А пока ей нужна мать. Ты не знаешь, а я знаю, как она тоскует по ней.

Он нахмурился. Мне показалось, что в его глазах мелькнула печаль, но он сказал лишь:

– Ты права… я не знал. – Потом он подарил мне свою ослепительную улыбку. – Значит, ты стала для нее мачехой. Я очень признателен тебе.

– Мачеха не то, что родная мать, – возразила я, надеясь, что он удовлетворит мое любопытство.

Но он переменил тему:

– Я слышал также, что ты уволила горничную.

– Да. Мы с миссис Гарни решили, что она должна уйти. Откуда ты узнал?

– От старшего лакея. Он докладывает мне обо всем, что происходит в замке.

– Ты сам не возражал бы против увольнения Алисы, если бы узнал причину.

– Она мне известна.

– Дело не только в платьях. Платья – предлог. Мне хотелось избавиться от Алисы с тех пор, как только я приехала в Фэрмайл. Она оказывала дурное влияние на Пенелопу.

– В каком смысле? – отрывисто спросил он.

– Она сказала Пенелопе, что обе они – незаконнорожденные. Точнее, она назвала их обеих «ублюдками», и Пенелопа подхватила это слово. – Его стул с грохотом полетел на пол. Он возвышался надо мной, дрожа от гнева. Я спокойно выдержала его взгляд и продолжила: – Алиса также уверяла, будто миссис Гарни – ее мать, но притворяется теткой. Я в присутствии Пенелопы разоблачила ее ложь.

– Что еще она наговорила девочке?

Я уже собиралась ответить, когда в дверь вдруг постучали. В столовую вошел Саймон Дюваль и быстро проговорил:

– Приезжал почтмейстер из деревни. Срочная телеграмма из Лондона…

Я не понимала, отчего Саймон так взволнован и отчего так встревожился мой муж. Гарри выхватил у него из рук телеграмму и вскрыл ее. Прочитав телеграмму, он тут же направился к двери, говоря на ходу:

– Мы должны спешить! Нельзя терять ни минуты!

Оба словно позабыли обо мне. Я осталась на месте и рассматривала сверкающий обеденный стол, пока не услышала за окном грохот колес и не поняла, что они уехали. Но куда? В Лондон? В такой час? На сердце у меня было тяжело. Я не могла отделаться от мысли: случилось что-то, что изменит нашу жизнь.

Утром все мои страхи рассеялись. Я радовалась яркому солнцу и новому дню. И почему телеграмма из Лондона так расстроила меня? Возможно, она связана с делами, и Гарри решил заняться ими незамедлительно.

Мы с Пенелопой позавтракали вместе. Вот еще одно недавно введенное мною правило, которое пришлось ей по душе. Завтрак накрыли у меня в гостиной, в той самой комнате, куда нам подали свадебный ужин.

Пенелопа остановилась на пороге, огляделась и наивно воскликнула:

– Наверное, они знали, что вы рано или поздно будете жить здесь!

– Кто «они»?

– Те, кто обставлял комнату. Цвет подобрали как будто специально для вас! – Она погладила позолоченную спинку кресла и добавила: – Золотое, как ваши волосы.

Мы вместе посмеялись и сели у открытого окна, любуясь розовым садом, окруженным живой изгородью и фигурными кронами деревьев, выстриженными в форме павлинов, лебедей и гордых орлов.

Снизу слышалось щелканье садовых ножниц. Садовники работали споро и умело.

После завтрака, отправив Пенелопу в класс, я послала за ее гувернанткой. Уэйти держалась еще более нервозно и мялась на пороге, бросая на меня испуганные взгляды и комкая в руках неизменный платок. Наш разговор прошел на удивление гладко. Уверенность мне придавало не элегантное платье и не новое положение, но какие-то перемены внутри меня самой, произошедшие за последние два месяца. Я больше не чувствовала себя Оливией Пенроуз, учительницей иностранных языков, – я стала герцогиней Квинсфордской, собранной и уверенной в себе. И мне нетрудно было обрисовать Мод Уэйт круг ее новых обязанностей.

– Начиная с завтрашнего дня уроки будут начинаться только после того, как Пенелопа покатается верхом в парке и надышится свежим воздухом. Я запрещаю наглухо закрывать окно в классе, а в хорошую погоду уроки будут проходить на улице. В итальянском саду есть пергола – там можно заниматься в дождь. Уверена, вы обе только выиграете от более здорового образа жизни.