Время Оно - Михаил Успенский

Богатырь почувствовал, что мысли в голове стали ходить медленно и тяжело и сам он движется плавно-плавно, как под водой у Мутилы. «Мироед это был, — лениво размышлял Жихарь, с трудом отрывая ноги от земли. — Больше некому. Не выбраться мне отсюда…»

И это его нисколько не встревожило. Хотелось отдохнуть как следует, а уж потом… Он еле-еле подошел к принцессе и посмотрел ей в глаза.

Глаза были синие и живые, и столько ужаса в них держалось, что всякое оцепенение разом слетело с богатыря.

— Блин поминальный, да что же это делается! — сказал он. — Они же тут все живые, все чувствуют и понимают, только двинуться не могут! Я бы даже Невзору пустоглазому такого не пожелал! Может, вы тут все в чем и виноваты, но так-то нельзя!

Принцесса глядела жалобно, хотя продолжала улыбаться. Жихарь подошел к ней вплотную, взял русую голову в ладони, зажмурился на всякий случай и поцеловал.

Алые пухлые губы внезапно обмякли, зубы Жихаря стукнулись о зубы, он раскрыл глаза и чуть не опозорился, поняв, что обнимает скелет. Череп с остатками волос рассыпался у него в руках. Богатырь закричал что-то непонятное и отчаянное, чтобы не спятить.

С гостей опадали нарядные одежды, опадала плоть, крошились желтые остовы, подламывались ножки столов, шла трещинами посуда, мутнели бокалы. Давешний ныряльщик с шумом обрушился в высохший пруд и распался там на мелкие кусочки. Затрещал, зашатался дом, словно сто лет его портили древоточцы, разлетелись стекла, внутрь обрушились стены. Уцелела только одна, сложенная из дикого камня — в стене когда-то был очаг.

— Конец гулянке! — закричал Жихарь и вдруг захохотал, но не по-своему, а чужим каким-то визгливым смехом. — Всякой гулянке конец приходит!

Эй, Дюрандаль, моя сабля, освященная и прекрасная! В золоченой твоей рукояти довольно много реликвий…

«Песнь о Роланде»

Про ваджру говорят многое, только в основном брешут.

Одни утверждают, что это вовсе не Золотая Ложка, но дубинка или палица, которой вооружен индийский бог Индра. Иногда, впрочем, ваджре случалось попадать и в чужие руки — например, к Рудре (тут Жихарь вспомнил, что пресловутая сестра Яр-Тура именно этим именем его, Жихаря, и величала).

Ваджру изготовил, по одним сведениям, прекраснорукий бог Тваштар, который ухитрился смастерить вообще все, что только есть на свете. По другим же сведениям, создателем ваджры был певец Ушана. Ну да! Певцы же все косорукие, а инструменты для них изготовляют умудренные в этом деле мастера.

Ваджра в сказаниях представала то медной, то золотой, то железной, то каменной. Утверждали даже, что сделана она из скелета мудреца по имени Дадхичи. Но какой мудрый он ни будь, а кости — вещь хрупкая. Иногда у нее было четыре угла, иногда — целая тысяча зубцов. Ясно, что вранье: кому-то надо считать до тысячи! Или круглая, словно тарелка, или крестообразная. А есть и такое мнение, что ваджра представляет собой бычье хозяйство. Это богатыря особенно оскорбляло.

Ну ладно, потерял он ее, обронил, не смог удержать — бейте его, люди добрые, кляните и обзывайте. Да как же было ее не потерять, когда шкура у Мирового Змея гладкая, мокрая и скользкая, а сам Змей ходит в море ходуном, причем с одной стороны змеиного туловища в пучине барахтается ухнувший туда Яр-Тур, а с другой хладнокровно устремляется в морские бездны Лю Седьмой, выкрикивая при этом, что благородному мужу неприлично уметь плавать и даже учиться такому низменному ремеслу, поскольку он не лягушка какая-нибудь там. Но, как ни дорога ложка, а человеческая жизнь подороже будет. Тем более две жизни.

Жихарь сумел вытащить обратно на хребтину Змея обоих побратимов, а вот ваджру не уберег. Весь поход она никак не могла потеряться, всегда возвращалась к хозяину. Бывало даже, прилипала к телу, когда обе руки были заняты подвигами. Значит, утешал себя богатырь, настал ей час покинуть очередного владельца. Хорошего помаленьку.

Все эти россказни про ваджру богатырь услышал много позже, когда они шли в обратный путь как раз через Индию. Жихарю в этих краях было жарко и влажно, донимали всякие насекомые и змеи. Одна была дума — скорей бы эта страна кончилась и началась совсем другая, с березками да елками. Правда, в Индии запомнил он большое количество местных пословиц, присловий и поговорок, странных и малопонятных:

«Не виноват Шива, коли башка вшива»;

«Каков сам, таков и лингам»;

«Узнали арийские гады, сколько весят „Упанишады“»;

«Обожди, подлюга, скоро кончится Калиюга»;

«Как увижу Брахму, так поленом трахну»;

«Настоящий архат не бывает богат»;

«Даже бочкотара — чья-то аватара»;

«Не про Панкрата да Кондрата сложена „Махабхарата“»;

«Не про Касьяна да Ульяна сложена „Рамаяна“»;

«Где изучается „Ригведа“ — там успех, там победа»;

«Поздно кричать: „Кришна, харе!“, когда получишь по харе»;

«Слушай своего гуру, а не жену-дуру»;

«Мама мыла Раму, а Рама краснел от сраму»,

и, наконец, самое непонятное –

«Знал бы карму — жил бы в Сочи».

…Но все эти древние премудрости не могли помочь богатырю вот сейчас, когда стоял он посреди праха в рассыпавшемся доме и выкрикивал от страха разные глупости. Краем глаза он примечал, как ложатся на кирпичи валы паутины, как вьюнок оплетает обломки балок и остатки оконных проемов, как вполне живые крысы растаскивают по углам древние кости в напрасной надежде поживиться.

Но тут прямо перед носом его появилась чья-то рука и от души брязнула Жихаря по зубам. Богатырь перестал орать, помотал головой и сообразил, что рука не чужая, а его собственная и на этот раз она оказалась куда умней перепуганной головы.

Рука ударила вполсилы, поэтому все зубы, кроме утраченных ранее, остались целы. Жихарь сплюнул кровь от разбитых губ и сказал сам себе:

— Дурак ты, Джихар Многоборец. То ли мы покойников не видели? Живых надо бояться…

Но живых вокруг не наблюдалось. Богатырь стал не спеша обходить развалины, как наставлял во сне Беломор. Двигался он вдоль стен, там, где трухлявые доски надежно опирались на каменное основание. Потом, обойдя все некогда роскошные покои, постановил спуститься в подвал.

Сквозь многочисленные проломы в полу свет туда попадал свободно, и можно было пока обойтись без факела. Под ногами хрупало, скрипело и хрустело. Крысы, коим наступлено было на хвост, обиженно визжали. Но подстраховаться все же не мешало, и Жихарь принялся вполголоса напевать-приговаривать особое заклятье — на тот случай, если какой-нибудь умрун попытается подняться:

Есть еще такие люди,

Что на свете не живут.

Их в народе мертвецами