Замок лорда Валентина - Роберт Силверберг

– Ты отличный жонглер, лорд Валентин. Наконец-то ты нашел себе подходящее занятие.

– Я корональ Маджипура, – ответил Валентин.

– Был. Теперь ты бродяга и больше ни на что не годен.

– Ленивый, – добавил Минакс Барджазид.

– Трусливый, – подхватил Кристоф Барджазид.

– Увиливающий от обязанностей, – закончил Доминин Барджазид.

– Ты утратил свое звание, – сказал Король Снов, – твоя должность свободна. Уходи. Уходи, иди жонглируй, Валентин-жонглер. Уходи, лодырь. Проваливай, бродяга.

– Я корональ Маджипура, – твердо повторил Валентин.

– Ты больше не корональ, – возразил Король Снов.

Он коснулся руками диадемы на лбу, и Валентин пошатнулся, будто земля разверзлась под ним, и упал. Когда он поднял глаза, то увидел, что Доминин Барджазид одет в зеленый камзол и горностаевую мантию короналя, лицо его стало лицом лорда Валентина, тело – телом лорда Валентина. Из жонглерских ножей, отобранных у Валентина, Доминин сделал корону короналя – Горящую Звезду, и его отец, Симонан Барджазид, возложил ее на его голову.

– Видишь! – крикнул Король Снов. – Власть переходит к более достойному. Уходи, жонглер, убирайся!

Валентин вновь оказался в пурпурной пустыне и увидел злобные песчаные смерчи, наступавшие на него с юга. Он пытался убежать от них, но они подступали со всех сторон.

– Я лорд Валентин, корональ! – кричал он. Но его голос терялся в шуме ветра, и на зубах скрипел песок. – Это измена, захват власти! – не унимался Валентин. Но его крика никто не слышал. Обернувшись к дворцу Короля Снов, он увидел, что дворец исчез, и его переполнило душераздирающее ощущение потери.

Валентин проснулся.

Карабелла спокойно лежала рядом. В комнату вползал первый бледный свет зари. Хотя сон был чудовищным, а послание – самым что ни на есть зловещим, Валентин был абсолютно спокоен. Еще совсем недавно он пытался отрицать истину, но теперь ее нельзя было не признать, какой бы невероятной она ни казалась. В другом облике он был когда-то короналем Маджипура, но у него каким-то образом украли тело и личность. Могло ли это случиться? Едва ли допустимо не обратить внимания на столь значимый сон. Он рылся в глубинах своей памяти, пытаясь отыскать воспоминания о власти, о церемониях на Горе, о блеске королевских торжеств, об ощущении ответственности, и ничего не находил. Ничего. Он жонглер, и только. В памяти не осталось ни единого свидетельства о жизни до Пидруида, словно он родился на холме за минуту до встречи с погонщиком Шанамиром – с деньгами в кошельке, фляжкой кpасного вина на бедре и обрывками фальшивых воспоминаний в голове.

А если это правда и он был короналем? Что ж, тогда он должен ради блага Маджипура сбросить узурпатора и потребовать возвращения своих законных прав. Это его обязанность.

Но сама идея абсурдна, она давит на грудь и сушит горло. Лишить власти черноволосого человека, который так торжественно ехал по Пидруиду? Как это возможно? Как можно даже приблизиться к короналю, не говоря уже о том, чтобы столкнуть его с трона? Если нечто подобное и случалось когда-то, то это не значит, что удастся еще раз. Да кому? Бродячему жонглеру, легкомысленному молодому человеку, который вовсе не желает совершать невозможное.

Кроме того, Валентин не находил в себе склонности к правлению. Если он действительно был короналем, его должны были много лет обучать на Замковой горе искусству пользоваться властью, но теперь в нем не осталось и следа этих знаний. Какой же из него монарх, если он ничего не помнит и ничего не умеет?

И все же… И все же…

Он взглянул на Карабеллу. Она не спала. Глаза ее были открыты и следили за ним. Благоговейный страх в ней все еще оставался, но ужаса больше не было.

– Что ты будешь делать, лорд?

– Раз и навсегда – зови меня Валентином.

– Если ты приказываешь…

– Приказываю.

– Скажи, Валентин, что ты будешь делать?

– Продолжать работать со скандарами, – ответил он, – жонглировать, совершенствовать мастерство, внимательно следить за снами, выжидать, стараться понять. Что еще я могу сделать, Карабелла?

Он легко дотронулся до ее руки.

Карабелла на секунду сжалась, но затем накрыла его руку своей.

Валентин улыбнулся.

– Что еще я могу сделать, Карабелла?

Гэйрогский город Дюлорн был поистине чудом архитектуры, городом застывшего блеска. Он тянулся на двести миль вверх и вниз по ущелью Дюлорн. Хотя протяженность города была столь велика, в нем преобладали вертикали: громадные сияющие башни фантастических конструкций поднимались, как острые клыки, из мягкой, богатой гипсом почвы. Единственным строительным материалом в Дюлорне был местный камень – легкий, воздушный кальцит, который благодаря высокой отражательной способности сверкал, как бриллиант. Из него жители Дюлорна строили свои высокие островерхие здания, украшали их балконами, парапетами, массивными вычурными опорами, консолями, сталактитами и сталагмитами, кружевными мостами, перекинутыми высоко над улицами, колоннадами и навесами.

Жонглерская труппа Залзана Кавола вошла в город с запада ровно в полдень, когда солнце стояло над головой и заливало своим сиянием стены гигантских башен, по которым словно танцевали потоки белого пламени. У Валентина захватило дух, он с изумлением взирал на идеальное сочетание света и формы.

Дюлорн насчитывал четырнадцать миллионов жителей и относился к числу крупных городов на Маджипуре, но не был крупнейшим. На континенте Алханроэль, как говорили Валентину, города таких размеров не были редкостью. Даже здесь, на Зимроэле, в краю землевладельцев, встречались города еще больших размеров. Но Валентин был уверен, что ни один из них не сравнится с Дюлорном по красоте. Дюлорн выглядел и холодным и огненным одновременно. Его сверкающие шпили обладали каким-то неизъяснимым очарованием, они приковывали к себе внимание, как холодная неотразимая музыка, как пронизывающие звуки мощного органа, прокатывающиеся через мрак космоса.

– Сельской гостиницы здесь нет! – радостно воскликнула Карабелла. – Мы будем жить в отеле с тонкими простынями и мягкими подушками!

– Неужели Залзан Кавол так расщедрится? – спросил Валентин.

– Расщедрится? – рассмеялась Карабелла. – А что ему остается делать? В Дюлорне предлагают только роскошное жилье. Если мы ночуем здесь, то либо спим на улице, либо – как герцоги. Середины нет.

– Как герцоги, – задумчиво повторил Валентин. – Спать, как герцоги. Почему бы и нет?

Утром перед уходом из гостиницы он взял с Карабеллы клятву никому не говорить о ночных событиях – ни Слиту, ни скандарам, ни даже толкователю снов, если Карабелле вдруг понадобится встреча с ним. Он потребовал, чтобы она поклялась именами Повелительницы Снов, понтифекса и короналя. Он настоял также, чтобы она обращалась с ним только как со странствующим жонглером Валентином. Требуя клятвы, Валентин говорил с силой и достоинством короналя, и несчастная Карабелла, стоя на коленях и дрожа, так же боялась его, как если бы на нем была звездная корона. Он же чувствовал себя в какой-то степени обманщиком, поскольку отнюдь не был убежден, что странные сны прошлой ночи как-то изменили его. Но все же этими снами нельзя было пренебречь, и приходилось соблюдать осторожность: хранить тайну, идти на обман. Валентин решил так поступить неожиданно для самого себя. Он взял клятву даже с Делиамбера, хотя сомневался, можно ли верить врууну-колдуну. Но Делиамбер, похоже, поклялся совершенно искренне.