Поэт - Майкл Коннелли

Он взглянул на меня в упор.

— И что теперь?

— Я хочу проверить. Где ты остановился?

— Отель «Хайатт», около реки.

— Ясно, позвоню позже.

— Детектив Вашингтон, так не пойдет.

— Как это?

— А вот как: я сюда пришел со своей информацией и хочу уйти с вашей. Мне нужно задать вам несколько вопросов.

— Послушай, мальчик, такого договора между нами не было. Ты пришел сам и рассказал свою историю, так...

— Не нужны мне твои понты, папаша, и не называй меня «мальчиком». Я не из деревни приехал. Я дал сведения, и взамен мне нужно кое-что получить. Я за этим приехал.

— Сейчас у меня ничего нет, Джек.

— Хватит врать! Как ты можешь сидеть и врать? Врать, когда я знаю точно: у тебя кое-что есть. И мне нужно это!

— Что, сделаешь статейку, и она приведет сюда остальных шакалов, таких же, как ты?

Теперь уже я перегнулся к нему через стол.

— Говорю же, речь не о статье!

Я откинулся назад, и мы посмотрели друг другу в глаза. Я захотел покурить, но не нашел у себя ни одной сигареты, а просить у Ларри не хотелось. Тишина была нарушена лишь тогда, когда один из детективов, сидевших вначале в общей комнате, приоткрыл дверь и посмотрел на нас.

— Все в порядке? — спросил он.

— Вали отсюда, Реццо, — ответил Вашингтон.

Едва дверь закрылась, он заметил:

— Любопытный такой, засранец. Знаешь, что они подумали? Нет? Они подумали: может, ты решил накопать что-то про паренька? Годовщина, знаешь ли... Странные вещи творятся в мире. Подождем, все еще услышат настоящую историю.

Я вспомнил о фотографии, лежавшей в кармане.

— Я побывал на том месте, пока добирался сюда. Там цветы.

— Обычная картина, — ответил Вашингтон. — Семья часто туда приезжает.

Я кивнул, почему-то ощутив вину за то, что забрал фото. Поэтому не стал ничего говорить. Просто ждал, что сделает Вашингтон. Казалось, он немного отошел. Каменное лицо разгладилось и смягчилось.

— Слушай, Джек, нужно кое-что выяснить. И немного это обмозговать. И если говорю, что позвоню, значит, позвоню. Возвращайся в отель и закажи массажистку или еще что. Так или иначе, я сам выйду на связь в пределах двух часов.

Я облегченно кивнул, и он встал из-за стола. Через стол Вашингтон подал мне правую руку. Я ответил крепким пожатием.

— Хорошо сработал. Для репортера, разумеется.

Я взял свой компьютер и вышел. Отдел показался более населенным, причем большинство из присутствующих теперь наблюдали, как я иду к выходу. Судя по времени, которое мы провели наедине, все поняли, что я не похож на чокнутого. На улице еще похолодало, а снег начинал сыпать всерьез. Минут пятнадцать я безуспешно ловил такси, пока не остановил наконец машину.

На обратном пути я уговорил водителя сделать крюк через Висконсин и Кларк-стрит, выпрыгнул из автомобиля и по свежему снегу добежал до дерева.

Я положил фотографию Бобби Смазерса обратно. Туда, где нашел.

Ларри Ноги промариновал меня до вечера. В пять я попытался до него дозвониться, но найти детектива в Третьем районе или, как называли его подразделение в департаменте, «11-21», оказалось невозможно. Секретарь убойного отдела отказалась раскрыть место пребывания Вашингтона, равно как и оповестить его о моем звонке. В шесть, когда я наконец смирился с неудачей, в дверь постучали. Это был Ларри собственной персоной.

— Ты готов, Джек? — спросил он, отказавшись войти. — Давай прокатимся.

Машина Вашингтона оказалась припаркованной на служебной стоянке отеля. Под ветровым стеклом виднелся полицейский пропуск, так что проблем не возникло. Мы сели в машину и куда-то двинулись. Переехав через реку, мой напарник взял к северу, направившись на Мичиган-авеню.

Снег шел и шел. Насколько я мог судить, снегопад продолжался весь день, и по обе стороны трассы высились целые валы. Многие из двигавшихся по дороге автомобилей покрывал слой снега толщиной в три дюйма. От холода из моего рта вырывался белый пар, и Вашингтон включил обогреватель на всю катушку.

— Наверное, ты привез нам столько снега. Как считаешь, Джек?

— Похоже на то.

Он задал вопрос скорее для приличия или чтобы завести разговор. Меня заботило, когда Вашингтон заговорит о деле. Однако если детектив действует в собственном темпе, все равно он скажет, рано или поздно. Как репортер я еще успею задать свои вопросы.

Он повернул налево, на Дивижн, направляясь дальше от озера. Блеск роскоши Миракл-Мэйл и Голд-Коаст быстро сошел на нет, а уличная застройка становилась все более бедной, даже ветхой, и требовала срочного ремонта. Я предположил, что мы, вероятно, направляемся в сторону школы, возле которой исчез Бобби Смазерс, но Вашингтон хранил молчание.

Стемнело. Мы миновали Эль и вскоре подъехали к школе. Вашингтон махнул рукой в направлении здания.

— Сюда ходил мальчик. В этот двор. Здесь он и исчез. — Детектив сжал кулак. — Вчера я проторчал тут целый день. Как ты знаешь, была годовщина этого исчезновения. На всякий случай. Надеялся, что тот человек, исполнитель, снова появится.

— И что же?

Вашингтон молча покачал головой и глубоко задумался.

Однако машину он не остановил. Если он и хотел, чтобы я увидел школу, взгляду суждено было остаться мимолетным. Мы продолжали ехать на запад и вскоре добрались до района, где стояли кирпичные дома, издали казавшиеся почти заброшенными. Я узнал эти дома. «Спальный район». Громады, неясно освещенные и выделявшиеся на фоне мрачно-синего неба, как одно целое. Такими они всегда представали перед своими обитателями, озябшими и опустошенными лишенцами с городских окраин.

— Что ты задумал? — спросил я Вашингтона.

— Тебе знакома местность?

— Да-а. Здесь я пошел в школу. Жил в Чикаго, как понимаешь. Всякий знает Габрини-Грин. Почему ты спросил?

— Я тоже вырос здесь. И Попрыгунчик Джон Брукс отсюда.

Внезапно мне пришла в голову мысль о несуразности происходящего. Во-первых, попробуй сначала выжить в этом районе, а потом, во-вторых, выжив, стань-ка полицейским.

— Это вертикальные гетто, каждый из домов. Мы с Джоном обычно говорили, что есть лишь одно место, где можно вызвать лифт, направляясь в ад.

Я просто кивнул. Это из другой жизни, не из моей.

— Если только лифт работал, — добавил Вашингтон.

Вдруг до меня дошло одно обстоятельство: никогда раньше Брукс не представлялся мне чернокожим. Места для фото не нашлось ни в одной статье, как не было и причины упоминать его расовую принадлежность. Я решил, что он должен быть белым, и к исходному пункту этого допущения следовало бы вернуться позже. Сейчас же я лишь пытался понять, куда именно старается повести наш разговор Вашингтон.