Остались одни. Единственный вид людей на земле - Крис Стрингер

Конечно, древние люди были крупнее, сильнее и мускулистее среднего человека современности, но по сравнению со зверьем вокруг они выглядели довольно жалко – как же они могли одолеть столь опасных противников и жертв? Булыжники, заостренные камни, деревянные копья, безусловно, помогали существу малосильному и медлительному, без острых зубов и когтей, однако важнее были хитрость и кооперация. Способность обхитрить и переиграть противника, предсказать его поведение и действия своих товарищей по охоте становилась самым важным условием удачной охоты. Марк Робертс рассказывал мне, как он в разговоре со специалистом по африканским носорогам спросил, может ли человек, вооруженный только деревянным копьем, завалить носорога. Специалист ответил, что человек, пожалуй, никогда не пойдет на такую глупость, но Марк настаивал – а если все же нужно? – и эксперт сказал, что если человеку по-настоящему приспичит, то он с несколькими друзьями подкараулит одиночного носорога с копьями наизготовку. Когда тот уляжется спать в тени дерева, они бросятся и ударят разом в незащищенное брюхо, а потом как можно скорее залезут на дерево. И будут сидеть на дереве и надеяться, что носорог истечет кровью до смерти, иначе они застрянут на этом дереве очень и очень надолго!

В Боксгроуве, заметим, найдены остатки целых четырех носорогов, разделанных в разное время, – следовательно, поимка носорога не являлась чем-то особенным. Не случайная удача или результат безрассудной удали, а скорее часть обычного репертуара охотничьих действий Homo heidelbergensis. Безусловно, важнее всего было перехитрить и переиграть свою жертву, предугадав ее поведение, а также поведение своих товарищей по охоте. Именно эта способность – понимать намерения и мысли других – выделила людей, и особенно современных людей, из остального мира. Эта способность, появившаяся еще у предков-приматов, по мнению некоторых экспертов, привела к повышенному контролю мыслей, эмоций и действий, к эффективному планированию будущего, к развитию самосознания. За счет растущей сложности социальной структуры еще больше развилась способность к имитации, социальному обучению, воображению и творчеству, кооперации и альтруизму, улучшилась память, усложнился язык.

Итак, до сих пор я рассказывал о происхождении современного человека, опираясь на данные о его физическом строении, то есть говорил о признаках черепов, челюстей и других анатомических элементах – что они могут рассказать о нашей эволюции. Но понять, что значит по-человечески мыслить, можно только по поведению. Здесь нужно учитывать, что многие черты человеческого поведения являются усиленной версией поведения наших ближайших родственников – человекообразных обезьян: возьмем, например, производство и использование орудий труда, или долгое детство, когда ребенок зависит от родителей, или сложную социальную структуру. А другие аспекты поведения, такие как составные орудия, искусство и символизм, сложные ритуалы и религиозные верования, комбинированный язык, видятся сугубо человеческими. Пропасть между нами и обезьянами может показаться непреодолимой, но нужно понимать, что мы единственные выжившие представители крупномасштабного эволюционного эксперимента по созданию людей, потому множество черт, которые мы почитаем собственным уникальным достоянием, присутствовали в той или иной мере у вымерших людей, таких как Homo erectus и неандертальцы.

В биологии человека имеются причудливые странности, дающие нам возможность, если приглядеться повнимательнее, понять, как получилось, что мы, люди, настолько другие, или, по крайней мере, настолько сложнее в социальном плане, чем наши родственники-приматы. Вот пример: у большинства приматов и, возможно, у наших африканских предков внешняя оболочка глазного яблока – склера – темно-коричневого цвета. Это означает, что центр глаза со зрачком и радужной оболочкой трудно зрительно выделить, особенно в темноте. А у людей склера белая и увеличенная, поэтому мы с легкостью скажем, куда смотрит другой человек, так же точно, как и он определит, куда смотрим мы. Этот признак мог сформироваться как часть комплексной системы социальных сигналов, позволившей нам “считывать” друг друга (у этой идеи есть даже специальное название, “гипотеза товарищеского глаза”![6]). Похожим образом у многих одомашненных собак подчеркнуто белая склера – в отличие от их предков, диких волков; возможно, этот признак появился, чтобы наладить более тесные отношения между человеком и собакой.

Увеличенный размер пениса тоже можно считать уникальной особенностью человека, о чем рассказывается в книге книга Десмонда Морриса “Голая обезьяна” (The Naked Ape, 1967). На самом деле эрегированный человеческий пенис не длиннее пениса шимпанзе или бонобо, хотя вдвое превосходит соответствующий инструментарий орангутана или гориллы, а ведь они намного крупнее. Но зато человеческий пенис значительно толще и круглее на конце, чем у любой из перечисленных обезьян. Рассуждений на эту тему очень много, как и попыток объяснить назначение признака: тут и усиление удовольствия, и замещение спермы соперника, и демонстрация своих сексуальных достоинств самкам, и определенный социальный сигнал для самцов. Еще одна видимая часть мужских репродуктивных органов – мошонка, в которой помещаются семенники. У людей она сравнительно небольшая, по размеру нечто среднее между мошонкой шимпанзе (очень большая) и гориллы (крошечная). Считается, что это связано с частотой спаривания (высокой у шимпанзе и низкой у горилл) и с соревнованием самцов за оплодотворение фертильной самки (опять же острым у шимпанзе и ослабленным у горилл). Люди, соответственно, попадают на середину этой шкалы, что предполагает сравнительно частое спаривание (мы говорим о наших предках) в комбинации с умеренным промискуитетом (беспорядочные связи) по сравнению с шимпанзе.

Дарвину пришлось во многом полагаться на аналогии с другими животными, потому что археологические и палеонтологические свидетельства о давнем человеческом прошлом еще не скоро попали в руки ученым – а Дарвин бы их очень оценил! Тем не менее, приняв наше близкое родство с человекообразными обезьянами, он сумел разглядеть много схожего между нашим и их поведением и интеллектом. В 1871 году он написал:

Дарвина критиковали за излишний антропоморфизм и за то, что он то и дело “очеловечивал” поведение животных. У него действительно не было надежных данных по поведению обезьян – в основном он опирался на наблюдения за обезьянами в неволе и рассказы путешественников, – и совершенно естественно, что он порой ошибался. Но в целом он был очень осторожен в своих обобщениях. Теперь мы гораздо больше знаем о наших эволюционных связях с родственниками-приматами и не удивляемся, обнаружив схожее поведение и надлежащие ему схожие нейронные связи в мозге. Например, обезьяны способны узнать лицо, а также определить выражение лица по отдельным схематичным элементам, для этого им не обязательно видеть точное изображение лица. Нейробиолог Вилейанур Рамачандран указал на потенциальные возможности “зеркальных нейронов”, имеющихся в мозге и обезьян, и людей. Зеркальные нейроны – это нервные клетки, которые возбуждаются, когда животное производит какое-то действие или когда оно видит другое животное, производящее данное действие. Подобное мысленное “прокручивание” действия полагалось важнейшей предпосылкой обучения, социальных взаимодействий и эмпатии у человека; животным же оно давало базовые инструменты для понимания – “чтения” – мыслей сородича, а без этого, как мы увидим, невозможно существование столь сложных социальных систем, как у нас.