Анжелика. Том 3. Королевские празднества - Анн Голон

Их часто останавливали группы людей, которые направлялись в Сан-Себастьян, чтобы присоединиться к шествию, и мимоходом предлагали маленькому каравану различные прохладительные напитки в ослепительно-чистых стеклянных чашах: ледяную воду с корицей, кисловатой вишней или жасмином. Среди попутчиков не было ни одного пьяного, и вскоре путникам стало ясно, что неумеренная тяга к спиртному — самый позорный грех для испанца.

По большей части эти группки состояли из нескольких молодых женщин и юношей, за которыми заботливо присматривал священник. Они тряслись на телеге или на двуколке, а иногда шли пешком. Пешим предлагали место в карете, и когда все рассаживались, начинались разговоры. Все любезно предлагавшиеся напитки были ледяными, и Анжелика на собственном опыте убедилась, что «снег» в Испании ценится не меньше, чем хлеб во Франции.

Взвешенные размышления и сдержанные замечания попутчиков позволили французам заключить, что испанцам присуще совершенно особое понимание чести, и аббат де Монтрей, хороший исповедник и знаток сердец человеческих, высказал мнение о том, чем же больше всего отличаются друг от друга испанец и француз. Первый, сказал аббат, может прозябать в нищете и голодать неделями, но, если он «идальго», то есть «сын того-то», а значит, происходит из древнего и благородного христианского рода без примеси мавританской или еврейской крови, он будет чувствовать себя значительнее любого богатого купца, не знающего, куда ему девать деньги. И сколько не ищите, вам не найти знатного испанца, которого можно было бы назвать толстым. Кто-то слабо возразил, что, мол, монсеньор епископ Памплоны — весьма упитанный человек, хотя и испанец. На что аббат ответил, что епископ родом из Франш-Конте[132].

Французы признали, что подобного поведения им не понять. В их стране каждый, будь то принц или бедный крестьянин, искренне полагает, что его родина, да что там — весь мир, без него погибнет, и подобное убеждение, в конечном счете, наделяет всю нацию чувством глубокого самодовольства.

Так, сдобренный шутками и рассказами, путь показался короче, чем был на самом деле. Но Анжелика вдруг осознала, как же далеко она от Сен-Жан-де-Люза.

Сан-Себастьян — большой портовый город, где бросали якоря и поднимали паруса галеоны из Америки.

Король Испании, редко посещавший свои владения в Стране Басков, сегодня принимал в Сан-Себастьяне подданных. В сравнении с испанским городом, застывший в ожидании французский Сен-Жан-де-Люз, маленькое поселение китобоев на противоположном берегу реки Бидассоа, казался менее колоритным, несмотря на красивые дома, построенные купцами-судовладельцами.

Кроме того, в этот великий для всех христиан праздник Тела Господня большинство французских дворян перебрались из Сен-Жан-де-Люза в Сан-Себастьян. Французская знать буквально заполнила город, ведь праздник Тела Господня был и их национальным праздником. Улицы, по которым должна была пройти процессия, устлали зелеными ветками, а стены домов украсили гобеленами. Особенно хороши были дворцы маркиза Сан-Милло-и-Лос-Эхеберрис, маркиза Морлара и графа Виллы-казар, а на Главной улице дворец Баланги и некоторые другие дома украсили знаменами герцога Антонио Окандо, генерала дона Хуана Хавери, маркиза Вилларубы и многих других знатных персон, уроженцев Сан-Себастьяна.

Появление инфанты ожидалось только после того, как процессия минует резиденцию Марии-Терезии — дворец Сореги, расположенный в двадцати шагах от церкви Святой Марии — главного собора, откуда начиналось само шествие.

Но, поскольку несколько весьма недурных собой французских дворян и четыре или пять придворных дам в огромных, украшенных перьями шляпах непрестанно кружили вблизи дворца инфанты, «она, не в силах сдержать нетерпение, показалась два или три раза».

Железный балкон, на который выходила Мария-Терезия, выкрасили в голубой цвет, к перилам синими лентами привязали белые розы, под ноги постелили темно-красный бархатный ковер, а по краям развесили пять или шесть полотен из золотого сукна. Инфанта выходила одна, без своих фрейлин.

Тут Анжелика отстала от своих друзей.

Стоило им увидеть будущую королеву Франции, как аббат де Монтрей, стараясь ничего не упустить из предстоящей забавной церемонии шествия королей мавров, стремительно увлек своих спутников к дому, где он провел ночь и где хозяйка любезно предоставила ему балкон и несколько окон.

Казалось, весь город охвачен таким же волнением, и те, кто знали, как именно будет двигаться процессия, привлекали всеобщее внимание, именно к ним стекался народ. Вокруг временных алтарей, установленных перед некоторыми домами, собирались люди, решившие остаться там до появления дароносицы; их нещадно толкали те, кто пытался пробиться к другому алтарю.

Потеряв из виду Лувиньи, Анжелика остановилась, чтобы оглядеться, но в тот же миг аббата оттеснили от нее и спутники графини исчезли, подхваченные людским потоком. Анжелика позволила движению толпы увлечь себя, надеясь, что та, так или иначе, остановится, когда начнется знаменитое шествие.

Хотя Сан-Себастьян был более крупным городом, чем Сен-Жан-де-Люз, среди паутины улиц, улочек и площадей всегда можно было найти место, чтобы осмотреться.

Неистовый и добродетельный порыв овладел каждым. Приближение процессии Corpus Dei[133]требовало от всех религиозной сосредоточенности и не допускало никакого беспорядка.

Суета царила в городе вот уже несколько дней. Некоторые горожане опасались, что цветочных лепестков, которые принято бросать под ноги процессии, не хватит. Одни приводили в порядок углы своих домов, оббитые проезжающими повозками, другие крепили букеты цветов на натянутые белые полотна материи.

Анжелика медленно пробиралась вперед против движения толпы туда, куда, как ей казалось, направились ее друзья.

Тут она услышала чьи-то голоса. Они звали ее по-французски откуда-то сверху, перекрикивая музыку и шум толпы — горожан и гостей, — заполнившей Сан-Себастьян в день праздника Тела Господня.

— Мадам де Пейрак! Мадам де Пейрак!

Анжелика увидела аббата де Монтрея и большую часть своих спутников, которые расположились в широких оконных проемах и на маленьких балкончиках второго и третьего этажей очень красивого дома. Его фасад был обтянут золотым сукном, гобеленами и белой тканью с прикрепленными к ней букетами цветов, но при этом все окна и двери дворца оставались распахнутыми.