Мужской взгляд - Эрин Маккарти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он осмотрелся. Это травмопункт. Правильно. У него была схватка с акулой, целый раунд. И он проиграл. Столкновение, удар, укус, затем он кое-как добрался до берега. Это он помнил ясно.
Все, что было потом, вспоминалось как в тумане. Он лежал на спине, глядя на Джози, зеленые глаза которой внимательно осматривали его ногу.
А затем ничего. По-видимому, ему ввели болеутоляющее, которое обычно вызывало в нем ощущение, словно по нему проехал каток. Он был в высшей степени восприимчив к лекарствам и с трудом переносил даже обычный аспирин.
Майк Уильямс вошел в его закуток:
– Привет, Хейз. Я слышал, ты попал в передрягу, так что решил сам прийти посмотреть.
Хьюстон выдавил из себя улыбку:
– Хорошенькая передряга, когда на тебя из волны сваливается акула.
Майк хмыкнул и сдернул простыню с его ног. Джози склонилась над ним вместе с доктором. Хьюстон вдруг сообразил, что на нем не было ничего, кроме больничного халата, который задрался почти до пояса. Если они отдернут простыню еще чуть-чуть, он предстанет перед ними во всей красе.
У него и без того было сейчас достаточно проблем. Не хватало лишь добавить к их списку несвоевременно восставший член. Ему снилась Джози, когда он дремал или был почти в бессознательном состоянии под воздействием лекарств. Она была с ним в постели, а ее губы проделывали совершенно восхитительные штучки с его членом.
Хьюстона вовсе не радовало, что Джози могла возбудить его, не прилагая особых усилий, даже когда он был под наркозом и без сознания.
А еще он не любил лежать на спине. И как это пациенты выносят такое? У него было ощущение, словно он лежал на столе в морге.
– Хватит таращить глаза на меня, лучше помогите мне встать с этой кровати.
Он перевернулся на живот, стараясь, чтобы простыня совсем не сползла, и потянулся к кнопке, чтобы поднять спинку кровати. И тут, к величайшему удивлению, обнаружил, что рука у него прибинтована к шине. Она была также обложена льдом, который от его движения свалился ему на колени.
– Что за чертовшина! Убери же с меня этот лед!
Он имел в виду Майка. Не Джози. Но она рванулась первой, опередив его мысли, и вот уже ее руки оказались у него на талии, снимая пакет со льдом. Точнее, они оказались ниже пояса, у колен. От его голого тела ее пальцы отделяла лишь тонкая ткань халата.
Если это не было унизительно, то он не знал, как еще такое можно назвать. Джози выглядела холодной и отчужденной, типичный образцовый невозмутимый доктор. Он должен был испытывать благодарность, однако ее спокойствие перед его наготой вызвало у него раздражение. Ведь еще накануне Хьюстон ласкал ее между ног, а сейчас она смотрела на него с профессиональным равнодушием.
– Может, выдадите мне еще одно одеяло? – резко бросил он.
Майк и Джози обменялись взглядами.
– Что?
– А ведь верно говорят, – заметил Майк. – Доктора – худшие из больных. Ты можешь перестать ворчать хоть на минуту, чтобы я посмотрел твою ногу?
Джози накинула на него еще одно одеяло, укрыв до колен, мягко подоткнув одеяло у талии. Она так близко склонялась над ним, что он ощутил легкий аромат ее духов.
Он отвернулся от нее, втайне довольный, что она успела так нежно погладить его.
– Так что с моей ногой? И почему у меня рука забинтована и в шине?
Его голова еще с трудом работала из-за болеутоляющего, ему трудно было собрать мысли воедино. Он вспоминал, что ободрал руку о жесткую акулью спину, но это не требовало наложения лубка или шины.
Джози откашлялась.
– С ногой все в порядке. Восемь ран по два дюйма каждая, которые я сама зашила, и множество царапин и ссадин. С ними у тебя не должно быть проблем, они быстро заживут. Несколько дней не вставай на эту ногу, ну и соответствующие упражнения, сам знаешь. Где-то через неделю швы мы снимем.
Хьюстон откинул голову, чтобы прямо взглянуть на нее. Слова Джози звучали успокаивающе, она говорила именно то, что ему хотелось услышать, и все-таки что-то в ней было неестественно, ненатурально. Что-то было не так, и ему хотелось узнать, что именно.
– Да, я нашла сувенир для тебя. – Она повернулась и взяла со стола акулий зуб. – Это из твоей ноги.
Он сдержался и даже не вздрогнул. Словно ему хотелось снова вспомнить, как на него надвигается акулья пасть, как ее зубы впиваются в его тело.
– Кстати, что именно ты дала мне? Я абсолютно ничего не помню. Я ведь очень восприимчив к болеутоляющим.
По какой-то необъяснимой причине она покраснела.
– Диаморфин.
Ужасное подозрение нахлынуло на него, то самое, что могло объяснить очевидный дискомфорт Джози.
– Может, я сказал что-нибудь необычное, когда был под наркозом?
Краска на ее яйце стала ярче.
О Господи! Значит, он что-то сказал. Он попытался собраться с мыслями, привести в порядок мозги и вспомнить. Бесполезно. Полный провал в памяти.
– Нет, не думаю, – сказала она, стараясь не встретиться с ним взглядом.
Это не успокоило его. Хотя он не мог себе представить, что такого он мог наболтать. Разве что он кончил на ней или что-нибудь подобное. Ведь именно об этом он только и думал. А может, он попросил ее отсосать его. Дьявольщина!..
Но у него не оставалось времени для раскаяния и сожалений. Майк осматривал его руку. И ему очень не нравилось выражение его лица.
– И что там с моей рукой? Я думал, просто оцарапал ее.
Майк, не сказав ни слова, вновь прибинтовал снятую раньше шину. Затем поднял голову и твердо встретил его взгляд.
У Хьюстона все оборвалось внутри.
– Майк! Что, в конце концов, здесь происходит?
– У тебя повреждены «флексор полларис лонгус» и средний нерв. Без операции не обойтись.
Однажды, когда он был еще мальчишкой, отец грубо толкнул его. Падая, он ударился о край кофейного столика, выдохнул весь воздух из легких и остался лежать, ошеломленный и совершенно сбитый с толку. Именно так он почувствовал себя сейчас.
Он слышал слова Майка. И знал, что они означали.
Он не мог поверить в это.
– Ты уверен? – Он приподнялся на локте и воззрился на свою руку.
Он нетерпеливо попробовал пошевелить каждым пальцем и согнуть их. Ни большой, ни указательный не двигались.
– О Господи! – Хьюстон попытался сорвать повязку левой рукой, как будто, если он увидит рану своими глазами, это как-то сможет изменить реальность.
Ту самую реальность, что подавляла его. Пальцы не двигались. Но если он не мог шевелить ими, как, черт побери, он будет оперировать?