Немецкий снайпер на Восточном фронте. 1942-1945 - Йозеф Оллерберг

— Йозеф, это явно работа для снайпера! Твои охотничьи инстинкты и твоя кошачья проворность однозначно говорят в пользу нашего выбора.

Было новолуние, и небо застилали облака — идеальные условия для командной операции столь деликатного рода. Пока мои товарищи разводили огонь и подготавливали все к быстрому и спокойному приготовлению курицы, я в первый и последний раз надел на себя полную маскировку. Я измазал углем свои руки и лицо и закрепил ветки на своей кепке и униформе. Моя одежда чуть слышно зашуршала на ветру, и я исчез в темноте. При этом я не забыл заранее спросить у товарища, который прежде был фермером, о самом быстром способе прикончить курицу голыми руками.

Словно пантера, я осторожно и тихо подполз к блиндажу соседней роты. Курица, ничего не подозревая, дремала в своем обычном укрытии, которое ей с любовью смастерил хозяин из плетеных корзин, предназначавшихся для переноски артиллерийских снарядов. Караульный находился на расстоянии около двадцати метров и смолил одну на двоих сигарету с товарищем. Они курили ее, пряча под каской, чтобы не выдать своего присутствия огоньком на конце сигареты. Нервы мои натянулись. Я знал, что мне достанется, если меня поймают. Теперь я был уже возле плетеной корзины. Я едва дышал, и мое бешено колотящееся сердце почти разрывалось, пока я миллиметр за миллиметром поднимал крышку корзины. В корзине, держа голову под крылом, в глубоком сне лежала курица. Теперь я не имел права на ошибку. Я уперся лбом в открытую крышку корзины, чтобы освободить обе руки. Мои руки коснулись курицы. Еще несколько сантиметров, и я сдавил ее шею левой рукой. В то же мгновение я сумел схватить поднявшуюся голову курицы своей правой рукой. И до того, как птица успела понять, что происходит, короткий энергичный поворот моих рук с едва слышным хрустом оборвал жизнь Жозефины. Я на мгновение застыл неподвижно, чтобы посмотреть на караульного. Но тот продолжал что-то шептать своему товарищу и явно ничего не заметил. Я быстро вытащил курицу и запихнул под свою маскировочную куртку. После этого я исчез столь же тихо, как и появился.

Через четверть часа курица была общипана и выпотрошена, и все свидетельства расправы над ней были надежно зарыты. Еще через час она была потушена и разделена по четырем обеденным консервным банкам. Мне и моим товарищам предстоял настоящий пир. Чтобы отметить событие, мы обмыли его бутылкой шнапса. Сытые и пьяные, мы погрузились в заслуженный и спокойный сон, из которого нас на следующее утро выдернули крики обворованного сержанта.

— Что за грязная свинья сперла мою курицу?! Это мог быть только кто-то из вашей компании. Следы вора ведут в вашем направлении. Ни один из моих бойцов не покусился бы на Жозефину. Они знают, что я пристрелил бы нахала лично.

У нас с трудом получалось выглядеть удивленными и шокированными. Но нам это явно удалось, поскольку мы избежали разборки, хотя сержант и показывал всем своим видом, что подозревает нас. У него не было доказательств, но он пообещал, что постарается их раздобыть. Он угрожал, что если ему это удастся, то он устроит над нами трибунал и расстреляет воров.

Между 25 и 28 мая спокойствию батальона пришел конец, но только на короткое время. Возвратились уцелевшие бойцы 138-го горнострелкового полка, и 3-я горнострелковая дивизия была перемещена на перевал Аурель в Карпатских горах. Наши позиции выходили на Молдавию, которая теперь отделяла нас от русского фронта. Водная преграда перед лесом у подножия пологих склонов гор создавала отличное укрытие для стрелков. Местность, лежавшая перед нами по другую сторону реки, была абсолютно открытой, ровной и отлично просматривающейся. Судьба была благосклонна к дивизии, и основное направление атаки русских переместилось севернее наших позиций, а на нашу долю остались лишь незначительные перестрелки с врагом.

В сочетании с превосходной погодой этот неожиданный отдых и передышка в войне подарили изможденным стрелкам возможность восстановить силы. Наша лагерная жизнь быстро возвратилась на круги своя. Бойцы соорудили уютные блиндажи и организовали все, чтобы сделать свою жизнь настолько приятной, насколько это возможно.

Бойцов наэлектризовали слухи о том, что в течение двух недель к нам для поднятия боевого духа и психологической разгрузки перебросят бордель Вермахта*.

Война сузила солдатскую жизнь до лишь самых неотъемлемых вещей: выживания, шуток, жадного глотанья пищи и выпивки, а также, если это оказывалось возможным, секса. Последнее было осуществимо только в двух случаях: если войска некоторое время практически не вели боевых действий и вступали в близкий контакт с местным населением (при этом порою случались и изнасилования, но такое было по вкусу не каждому солдату и часто наказывалось), либо если по соседству оказывался бордель.

Когда часть получала возможность расслабиться, напряжение постоянных боев зачастую выливалось в бьющее через край сексуальное желание. Его удовлетворение имело крайне важное значение хотя бы с точки зрения поддержания дисциплины. В то время как офицеры и сержанты располагали своими жрицами любви, которых пехотинцы называли "офицерскими матрасами", низшие армейские чины не имели доступа к этим женщинам. Им оставалось только насиловать или идти в бордель.

Когда появлялась возможность, жаждущие сексуальной разрядки солдаты буквально штурмовали последнее заведение. Однако не все было так просто. Сначала бойцов обследовал медицинский персонал, а потом они подвергались дезинфицированию для предотвращения распространения венерических заболеваний. Немалое количество солдат заражалось такими заболеваниями и умышленно, чтобы покинуть фронт. Для лечения их были развернуты специальные госпитали, которые пехотинцы прозвали "рыцарскими замками". Там их лечили от сифилиса порою очень грубыми средствами. Однократного пребывания в "рыцарском замке" обычно было достаточно для того, чтобы в дальнейшем боец придерживался сексуальной дисциплины. Специалисты в данной области до сих пор без восторга вспоминают, что для вскрытия очагов поражения сифилисом в уретру перед тем, как произвести ее дезинфицирование, засовывали специальную тонкую палочку. Эта очень болезненная процедура, конечно, делалась без анестезии. Более того, после того, как в первые годы войны заражение венерическими заболеваниями все чаще приобретало умышленный характер со стороны желавших покинуть передовую бойцов, на повторно заражавшихся солдат начали налагаться дисциплинарные взыскания.

Строгое дезинфицирование уретр посетителей борделей теоретически предотвращало возникновение подобных проблем. Опытные бойцы здорово веселились, рассказывая новичкам детали этой неприятной процедуры. Но по наивности своих юных лет я не предвидел ничего такого.

За этот период отдыха от боев я снова встретился со своим товарищем-снайпером Йозефом Ротом. Мы обменивались своими соображениями, пили и разговаривали о сексе. Будучи столь молодыми, оба мы не имели особого опыта общения с противоположным полом. Но теперь перед нами замаячил соблазн посещения борделя. Мы обсуждали плюсы и минусы похода туда и что мы упустим, если не пойдем. Прежде всего, это могло быть нашей последней возможностью познать близость с женщиной. В итоге мы решили: сейчас или никогда, а то потом будет поздно. Йозеф говорил о неопределенности судьбы человека на войне: