Восьмое делопроизводство - Николай Свечин

— Точно так, Евгений Францевич. Видите характер ранения? Острый конец пробил шею и застрял в ней. Убийца дернул что есть силы, вырвал крючок и заодно разворотил плоть.

— А как вы догадались? — удивился начальник сыскной полиции.

— Встречал такое один раз в жизни, в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году.

— Давно дело было, — вздохнул Филиппов. — А сейчас вот опять. Значит, убийца тряпичник?

— Или тот, кто воспользовался его инструментом.

— Настоящий тряпичник свой крючок никому не отдаст, — вступил в разговор Маршалк. — Это все равно, что портному остаться без «присяги». И в запое ее берегут!

«Присягой» портные называли наперсток — символ своего ремесла. Сравнение было правильным, и Лыков его одобрил:

— Соглашусь с Карлом Петровичем. Надо найти тот крючок. Где обнаружили тело?

— А ведь точно, — подхватил Мищук. — На Тосинской улице лежал. Самая столица тряпичников.

— Орудие убийства хорошо искали?

— Так… посмотрели вокруг…

— Пусть водолазы срочно обследуют дно Обводного канала напротив этого места. А как с личностью жертвы?

Опять заговорил Маршалк:

— Кто-то из интеллигентов, видно по рукам. Одежда добротная, но ни бумажника, ни документов нет. Ждем, может, родственники обратятся в полицию с заявлением о пропаже.

— Ну, господа, направление поисков мы выяснили, думаю, к вечеру вы уже схватите злодея, — бодро заявил Алексей Николаевич. — А я, пожалуй, пойду.

Однако в конце дня ему пришлось снова вернуться к происшествию на Тосинской улице. Статского советника вызвал Зуев и попросил помочь СПСП. Личность убитого установили, им оказался помощник библиотекаря Академии Генерального штаба титулярный советник Дьяченко-Белый. Родственник градоначальника! Генерал попросил Нила Петровича о личном одолжении: пусть Лыков присоединится к дознанию.

Делать нечего, Алексей Николаевич отправился на Офицерскую. Там дым стоял коромыслом. Водолазы действительно нашли на дне канала, в подсказанном Лыковым месте, «приказчика». На его ручке напильником были вырезаны буквы «ИЦ». Они подходили крючочнику Ивану Цукасову из артели Заостровского. Дело принимало новый оборот.

Дело в том, что практически все петербургские тряпичники были связаны с ворами. Хозяева артелей содержали при себе шайки домушников. Они покупали у них краденые носильные вещи, перешивали, перекрашивали и вновь пускали в продажу. Так же поступали с мебелью, галантереей, любыми предметами обихода. Могли толкнуть барыгам и более дорогую добычу, вплоть до золотых изделий. Каждый склад такого артельщика предоставлял ворам важнейшие услуги по сбыту. А рядовые работники, те самые крючочники, что ходят по помойкам, выступали наводчиками. Но чтобы убивать титулярных советников — такого не было никогда.

Ивана Цукасова сначала не могли отыскать, он как сквозь землю провалился. Тогда Мищук вызвал к себе его хозяина, Ивана Заостровского, и сказал ему с угрозой:

— Найди нам парня хоть из-под земли. Ты сам у нас давно на подозрении. Барыжничаешь, берешь на работу бесписьменных, водишься с ворами… Хочешь вылететь из столицы?

— Никак нет, ваше благородие. А что надо-то? Ваньку Цукасова доставить? Сей же час. Он, смекаю, у кума застрял, запой у него.

— Поехали вместе к куму. Адрес знаешь?

— Боровая улица, тут рядом!

Действительно, через час Евгений Францевич доставил подозреваемого в сыскную. Тот был пьян до невменяемости, и пришлось поместить его в камеру, чтобы проспался.

Утром Цукасова стали допрашивать сразу втроем: Филиппов, Мищук и Лыков. Крючочник сразу признал свой инструмент. Но долго не мог вспомнить, где его потерял. Вроде бы в кабаке в залог не давал, пили с каким-то добрым человеком на его деньги… Дальше все было как в тумане.

— А что за добрый человек? — сразу ухватил суть Алексей Николаевич.

— Да кто его знает? Впервые я его видел. Деньгу имеет, не жадный; вот и угостил. Знаете, какая у нас работа тяжелая? Ходишь целый день по выгребам, ходишь, а заработка на кусок хлеба не хватит.

— И что, тот добряк тебе посочувствовал? И угостил?

— Так точно. И того… размяк я от его угощения.

— Где вы пили-ели?

— Начали у казенной лавки нумер двадцать три на Воронежской улице. Потом перешли в пивную на Лиговке, угол с Раменской. Дальше не помню…

— А у кума как оказался?

— Не помню, ваше благородие. Может, товарищ довел?

— А крючка при тебе уже не было?

— Не было.

— Как же он в канал попал?

— Не могу знать. А что хоть стряслось, почему меня сюда посадили?

Мищук закричал страшным голосом:

— За то, что ты, маракузия, своим «приказчиком» человека убил!

— Я? Да ни в жисть! Какой из меня убивец? Курицу жена просит кончить, и то не умею.

Лыков сделал строгое лицо:

— Твоим крючком заколот титулярный советник Дьяченко-Белый. Кстати, родственник градоначальника. Велено злодея сыскать и наказать. Ну, чуешь? Жареным запахло. Конец тебе, Ванька. Давай рассказывай, как убивал советника и куда дел потом его вещи.

Цукасов совсем расклеился:

— Ну ежели родственника градоначальника, то мне крышка. Вам ведь отчитаться надо, быстрей-быстрей. А! Пишите что хотите. Все одно ни одному моему слову не верите. Но ей-ей, я не убивал.

Алексей Николаевич внимательно рассматривал подозреваемого. То, что он не может свернуть голову курице, ни о чем не говорило. Это в трезвом виде так. Сыщик видел множество подобных личностей, жалких, ничтожных, вовсе не опасных на вид. И тем не менее они убивали. Спьяну резали ножом, рубили топором, а потом удивлялись содеянному. Но в Цукасове было нечто, вызывающее сочувствие. Тут еще Драчевский наседает… Филиппов не тот человек, который, чтобы угодить начальству, посадит невиновного. Но даже ему проще объявить крючочника убийцей и сдать следователю. Вот орудие, вот объяснение поступку: ведро водки вперемешку с пивом. Таких историй миллион.

И Лыков решил вмешаться, хотя ему тоже было проще пустить все на самотек.

— Вызовите сюда хозяина артели, — попросил он Мищука.

— Зачем?

— А увидите.

Пришел высокий пузатый дядька, хмурый и настороженный.

— Иван Петров Заостровский?

— Я.

— Мы знаем, что ты маклак, скупаешь краденое и потакаешь ворам.

Артельщик глазом не моргнул, слушал напряженно, разминая картуз в руках. Алексей Николаевич продолжил:

— У полиции давно на тебя зуб. Но ты можешь сам себе помочь. Если твой работник действительно убил библиотекаря Николаевской академии, дело плохо: и ему, и тебе выйдет боком. А если не он? Если Цукасов в самом деле не убивал?