Звездочет. Любовник фортуны - Марина Барбышева

— Слушай, ты где только не работал. Ну, давай, проверяй. Только руку-то отвязать надо, а то дрыгнется, а достать не сможет.

Сергей слышал голоса как сквозь воду, разбавленными, размытыми и объемными. Слов почти не разобрать, одни гласные звуки, как пение китов, он как-то по телевизору слышал. Говорящих он тоже не видел, потому что пока решил себя не обнаруживать и глаз не открывал. Но внутренний голос подсказывал, что сейчас с ним что-то будут делать. На всякий случай он попытался, насколько это возможно, внутренне собраться. Тело ответило слабым согласием, для постороннего взгляда незаметным. Сергей почувствовал, что ему освобождают от ремня левую руку. Вот пряжка звякнула о железную раму кровати. Тишина. Сергей лежал без движения, даже дыхание почти задержал. Охранники тихонько хихикали, бормоча что-то нечленораздельное. Вдруг в какой-то точке живота едва ощутилась горячая боль, даже не боль, жжение. Слабый запах паленого проник в ноздри. Сергей шевельнулся, тело вяло передернулось. Свободная рука машинально потянулась в паховую область. Гибкая трубочка капельницы потянулась за ней.

Послышался гогот. Сергей приоткрыл глаза. Охранники откровенно ржали.

— Что-то долго он соображал!.. — еле выдавил один сквозь смех. — Но все равно убойно! Меня даже слеза прошибла.

— Я ж говорил! Он просто пьяный, под наркотой, боли почти не чувствует. Но в себя пришел. А это главное. Его специально обезболивают, чтоб допросить, на нем же живого места нет. Проколбасило, будь здоров. А в конце, говорят, по нему из ПЗРК саданули, а ему хоть бы хрен, только малость опалило.

— Какой-то он весь опухший… А руки-то, посмотри, как наждаком рвали… Плечо прострелено… Как не жилец… Слушай, а что он вообще делал?..

— А хрен его знает… Надо, чтобы он в чувства пришел. И говорить мог, ну и соображать, конечно… Строков велел ему амфитаминчику засандалить, а то ему ждать надоело. Иди, скажи Славе, а я тут покараулю…

Сергей снова как бы непроизвольно двинул рукой. В узкие щелки, насколько позволяли распухшие веки, он увидел, как оставшийся охранник с расплывчатой рожей наклонился над ним и шлепнул ладонью по подбородку. Мгновенно собрав в левой руке всю имеющуюся у него силу, Сергей рывком схватил его за волосы и припечатал лбом об уголок кровати. Тот взвыл от боли, схватился обеими руками за лицо и откатился по полу. От его воя у Сергея окончательно прорезался слух, будто он, как в детстве, после заныров в пруду потряс головой и из ушей вытекла вода. Он встрепенулся, ощутив, наконец, что тело мягко наливается силой, и, выдернув из вен иглы капельниц, принялся спешно отстегивать ремень на правой руке.

В коридоре послышались торопливые шаги и громкие выкрики. Рядом, мотая головой и мыча, охранник поднимался с пола. Его лицо было рассечено, глаза залиты кровью. Бегущие по коридору люди были уже совсем рядом! Они вот-вот войдут!..

Сергей судорожно высвобождал ноги. Пальцы слушались плохо, как вареные, ремни почти не поддавались. Оставив свои затеи, он рухнул на спину и изобразил полную невменяемость.

В помещение ворвались еще двое охранников и медбрат со шприцем в руке.

— Что здесь, вашу мать, происходит?!! — рявкнул один из вновь прибывших, по-видимому старший. — А ты что?! Стас! Что с мордой?! С кровати ёбнулся?!.. Ты что, пристраивался к нему, что ли?!.. Почему капельницы сорваны?!..

Стас тихонько помотал головой. Кровь капнула с разбитого лица на пол. Промокнув рукавом глаза, он заорал навзрыд:

— Это мы с Женей хотели проверить, оклемался он или нет! Женя за Славой пошел, а он меня как хряснет!

— А отвязали зачем?!

— Он по-другому не реагировал!

— Интересная реакция… Но… он же в отрубе…

— Может, это у него моторика такая?.. — робко предположил медбрат.

— Ладно, — более спокойно сказал старший, — привяжите его… Слава, поставь капельницы заново и вкалывай свой амфитамин, Строков просил поторопиться с его выздоровлением… А ты! — он грозно посмотрел в сторону Стаса. — Ты, твою мать, прекращай свои эксперименты! Скажи спасибо, я добрый. В следующий раз вылетишь, на хрен, отсюда! Так и знай!.. Или будешь параши мыть, уж я о том позабочусь! Слава, заклей ему морду пластырем…

Амфитамин действовал быстро. Искусственная бодрость наполняла тело какой-то противоестественной жгучей энергией. Сил по-прежнему почти не было, и ощущение вязкой слабости не уходило. Но все внутри дергалось и содрогалось. Изображать дальнейшую отключку было уже невозможно. Сергей понял, что очень скоро за ним придут и отведут на первый допрос.

Полковник Строков сидел в Лефортово, в специальном кабинете, смежном с камерой для допросов. Перед ним на столе были разложены отсканированные документы по делу пойманного им на юге России диверсанта. Его различные фотографии, оттиски отпечатков пальцев, сводки, короткие тексты… фотографии других людей, связанных с ним по Пражской и Швейцарской историям… Портрет молодой блондинки, прежде его девушки, а впоследствии жены капитана Костромитина, его приятеля по разведшколе… Ныне уже полковника… «Милая мордашка… — отметил Строков, задержавшись на фотографии Лены. — Интересно, какая она сейчас?.. Говорят, она родила от этого хмыря… а мальчуган Костромитина папой считает… нда-а… интересный факт…»

Полковник задумчиво перевел взгляд на монитор компьютера с изображением соседнего помещения. Диверсант, свесив голову, сидел на двуногом стуле и, подпирая его ногами, с трудом пытался удерживать равновесие.

«Итак, — полковник вздохнул и принялся перечитывать документы, —

специальный агент СВР Сергей Чумаков, работавший под оперативным псевдонимом „Звездочет“… и считавшийся погибшим…

так…

1996 год… в Швейцарии… Захвачен в составе диверсионной спецгруппы во время проведения террористической операции на юге России…»

В камере горел ослепительный свет. Такое впечатление, что пекло голову. Лампы просто выжигали расширенные после введения взбадривающих и обезболивающих препаратов зрачки. Сергей из последних сил подпирал двуногий стул ногами, колени дрожали от напряжения. И вообще во всем теле ощущалась непреодолимая мерзкая трясучка, и от напряжения, и от дикого медикаментозного коктейля… от потери крови… и просто от того ужасающего состояния, в котором он находился. Голова безвольно висела. Глаза слипались. С тупым упрямством наваливалась парализующая волю и тело сонливость. Привалившийся к стене охранник равнодушно взирал на него и, судя но выражению лица, забавлялся его непосильной борьбой. Потом оторвался от стены, медленно подошел и вышиб стул ногой. Сергей с грохотом завалился на пол. Охранник молча, рывком, поднял его за шиворот и усадил снова.

Сергей был давно уже полностью изможден. Он вообще не понимал, как еще держится. Действие лекарств заканчивалось. Отодвинутая на время боль возвращалась. Она пульсировала в плече, гейзерами пробивалась в разных частях тела. Пятнами ржавчины, как на отшкуренной жести после дождя, проступала на коже. Дергали воспалившиеся нарывы на ободранных руках, связанных за спиной. Всю кожу саднило и стягивало. В камере то и дело возникал полковник и до бесконечности задавал одни и те же вопросы… Вот он опять пришел…