Обещание - Джоди Пиколт

— Я ногу сломала, — простонала та, — а не гриппом заболела.

Гас тронула Мэлани за плечо.

— Что скажешь?

Мэлани пожала плечами:

— Я не знаю, как поступить.

— Думаю, следует пойти. Ты ничем ей не поможешь.

Мэлани встала и погладила Эмили по голове, мимоходом убрав волосы с ее лба. Эмили бросила на мать сердитый взгляд и вернула челку на место.

— Ладно, но я должна быть дома до полуночи. — Мэлани притворно улыбнулась Гас. — А ты хитрюга! Если бы здесь лежала Кейт, ты бы и на метр от нее не отошла.

— Ты права, — дружелюбно согласилась Гас. — Но разве я звучала неубедительно? — Она повернулась к Крису. — Уложишь Кейт спать?

Кейт наверху протяжно захныкала.

— Ма-ма! — заныла она. — Можно мне не спать до двенадцати?

— Ну конечно! — крикнула Гас в ответ, взглянула на Криса и понизила голос. — Когда она через полчаса задрыхнет на диване, отнеси ее наверх. — Потом она поцеловала сына и помахала рукой Эмили. — Ведите себя хорошо! — велела она.

И родители ушли, предоставив Криса и Эмили самим себе.

Руки Криса, сложенные на коленях, подергивались. Они страстно желали прикоснуться к Эмили, сидевшей всего в четверти метра от него. Он сжал пальцы в кулак, надеясь, что они не выдадут его, не станут медленно двигаться к бедру Эмили, не станут скользить по ее ноге.

— Крис, — прошептала Эмили. — Кажется, Кейт уже отрубилась. — Она кивнула налево, где, свернувшись калачиком, спала Кейт. — Наверное, следует отнести ее наверх.

Неужели она пытается сказать ему, что тоже хочет остаться с ним наедине? Крис постарался поймать взгляд Эмили, чтобы понять, что действительно скрывается за ее словами, но она уже чесала зудящую кожу над гипсом. Он подхватил сестру на руки и отнес в спальню. Подоткнул одеяло, потом закрыл дверь.

На этот раз он намеренно сел поближе к Эмили и вытянул руку вдоль спинки дивана.

— Принести чего-нибудь? Попить? Попкорн?

Эмили покачала головой.

— Ничего не нужно, — ответила она. Взяла пульт дистанционного управления и стала щелкать по каналам.

Крис большим пальцем коснулся краешка рукава Эмили. Когда она не отпрыгнула, он коснулся еще одним пальцем. И еще одним. Пока уже всей ладонью не гладил ее по плечу.

Он не смотрел на Эмили, просто не мог. Но почувствовал, как Эмили застыла, температура ее тела едва заметно повысилась, и впервые за этот вечер он почувствовал облегчение.

В размышлениях, идти или не идти, оставлять или нет Эмили одну, никто не обратил внимание на надпись на пригласительном: «Выпивку приносите с собой». Джеймс вызвался сбегать принести бутылку шампанского, Гас напомнила ему, чтобы он вернулся до полуночи.

Он взглянул на часы лишь тогда, когда оказался у третьего по счету закрытого супермаркета. «Сейчас одиннадцать двадцать шесть, — подумал он, еще не осознавая, что его часы просто остановились. — Сгоняю в наш домик и возьму бутылочку».

На самом деле было уже без двух минут двенадцать.

Крис вспомнил, как однажды ему на ладонь села бабочка. Он замер, убежденный, что даже от одной его неправильной мысли это удивительное создание может улететь. Сейчас с Эмили он чувствовал то же самое. Она не произнесла ни слова, он тоже молчал, но уже целых сорок две минуты его рука лежала у нее на плече, как будто это было совершенно обыденным явлением.

По телевизору люди на Таймс-сквер сходили с ума. Там были мужчины с фиолетовыми волосами и женщины в костюмах Марии-Антуанетты, его сверстники подбрасывали крошечных малышей, которым уже давно пора было спать. Начались танцы под песни толпы. Крис почувствовал, как Эмили чуть ближе придвинулась к нему.

И вот наступил тысяча девятьсот девяносто четвертый год. Эмили большим пальцем нажала на пульте кнопку «без звука». В гостиной не стало слышно ни криков, ни фанфар. Крис был уверен, что слышит биение собственного сердца.

— С новым годом! — прошептал он и повернул голову к Эмили.

Она тоже повернулась к нему, и они больно стукнулись носами, но она тут же засмеялась, и все встало на свои места, потому что это была Эм. Ее губы оказались самыми мягкими на свете, он чуть потянул ее за подбородок, чтобы она приоткрыла рот, и его язык скользнул в узкую щель между ее зубами.

Она тут же отпрянула, Крис поступил точно так же. Краешком глаза он видел, как толпы людей на Таймс-сквер прыгают и смеются.

— Что скажешь? — прошептал он.

Эмили залилась румянцем.

— Я скажу… «класс!» — призналась она.

Крис улыбнулся ей в шею.

— Я тоже, — заверил он, снова нащупывая ее губы.

Когда Джеймс вошел в домик, в гостиной мерцал телевизор, там показывали гулянье. Но внезапно стало тихо. Джеймс остановился в кухне, сжимая в руках горлышко шампанского. Потом поставил бутылку на стол и направился в гостиную.

Первым, что он заметил, был телевизор, который беззвучно вещал, что настал тысяча девятьсот девяносто четвертый год. Второе, что он заметил, — это целующиеся на диване Крис и Эмили.

От изумления Джеймс не мог ни пошевелиться, ни произнести ни слова. Ради всего святого, они же совсем дети! В памяти еще было свежо воспоминание о ликере, и он не мог поверить, что его сын настолько глуп, что мог совершить подряд целых два проступка.

Потом он понял, что Крис с Эмили занимаются именно тем, чего от них ожидали родители.

Он попятился и, не потревожив их, вышел из домика, сел в машину. Когда он подъехал к главному корпусу, на его губах продолжала играть улыбка. Гас заметила мужа. От гнева ее щеки раскраснелись, в волосах белело конфетти.

— Ты опоздал, — сказала она.

Улыбающийся Джеймс рассказал ей и Голдам о том, невольным свидетелем чего стал. Мэлани и Гас засмеялись от радости. Майкл покачал головой.

— Ты уверен, — спросил он, — что они только целовались?

Все четверо подняли бокалы и поздравили друг друга с наступлением тысяча девятьсот девяносто четвертого года. И никто даже не заметил, что Джеймс забыл шампанское.

Середина—конец ноября 1997 года

Спустя несколько дней после смерти дочери Мэлани обнаружила, что зацикливается на самых заурядных вещах: на узоре древесины, из которой сделан обеденный стол, на устройстве застежки на пластиковых пакетах «Зиплок», на инструкции на упаковке тампонов, где предупреждалось о токсическом шоке. Она целыми часами могла смотреть на эти предметы, как будто не видела их раньше миллион раз, как будто только сейчас поняла, как многого не замечала. Она испытывала навязчивую потребность в мелочах. А что, если завтра утром окажется, что один из этих предметов исчез? Что, если единственные знания об этих предметах она сможет черпать лишь из своих воспоминаний? Теперь она знала, что в любой момент судьба может послать ей испытание.