Методология мышления. Черновик - Андрей Курпатов

Например, мы не можем выстроить никакой действительной «частной» методологии вокруг понятия «бога», «этики», «общественного мнения» [П. Бурдье], «истории» [Х. Уайт] или той же «философии», поскольку мы, при всем желании, не ответим на вопрос – «что это такое на самом деле?». Это, впрочем, совершенно не исключает возможности «частной» методологии для анализа религий и сект, господствующих в обществе стереотипов и установок, исторических нарративов или метафизики (если понимать под метафизикой логику работы с понятийным аппаратом).

Так или иначе, но, ставя перед собой задачу создания «частной» методологической модели для той или иной содержательной сферы знаний и практики, мы должны прежде убедиться, что эта сфера и в самом деле существует, а не является лишь нашим представлением.

Мы начали с того, что показали необходимость посмотреть на методологию мышления с нейрофизиологических позиций. Конечно, и сама нейрофизиология должна быть взята для этих целей не в «сыром» виде (как набор неких эмпирических данных или сложившихся к этому моменту теоретических представлений), но тоже и параллельно рассмотренная методологически, что мы и попытались сделать. Грубо говоря, нам необходимо было показать, что принципы, которые мы обнаруживаем, реконструируя реальность, применительно к мышлению полностью соответствуют логике работы самого нашего психического аппарата.

Теперь давайте представим себе работу мозга как некую матрицу закономерностей, то есть не как систему каких-то конкретных нервных путей, областей мозга или нейронных ансамблей (хотя это как раз очень важно понимать на начальном этапе нашего исследования), а именно как некую логику протекающих в нем процессов. Для того чтобы выразить эту логику, нам необходимы следующие инварианты: «интеллектуальная функция», которая описывает все возможные операции в рассматриваемой системе, «интеллектуальный объект», под которым мы понимаем любую единичную целостность, выделяемую нами в этом пространстве, а также «сущность», которая нужна нам как раз для того, чтобы соответствующие «интеллектуальные объекты» выявлять.

Но одних только инвариантов нам, конечно, недостаточно, и мы прибегаем к универсалиям – неким способам выражения, которые позволяют нам как-то представить эти инварианты в каждой конкретной ситуации. Например, мы говорим, что сущность «несодержательна», но «специфична», а интеллектуальный объект, например, «массивный» и представляет собой как-то организованное «множество» и т. д. На самом деле, для методологии мышления нам вполне достаточно тех универсалий, которыми уже пользуется наша психика, привыкшая выражать свои отношения с реальностью в этих «характеристиках» – «есть», «одно», «пусто», «много», «сила», «интенсивность», «длительность», «тяжесть» и т. д. и т. п. Достаточно, поскольку мышление (если мы понимаем под ним работу интеллектуальной функции) и представляет собой эти отношения психики с реальностью.

Однако если мы идем дальше и, понимая методологию мышления, пытаемся использовать это знание как методологическую модель в каких-то конкретных областях практики – в той или иной области медицины или физики, в том или ином фактическом аспекте экономики или медиа – ни данные инварианты, ни данные универсалии нам уже не подойдут. Каждая из областей знания определяется, как мы уже показали, специфическими «сущностями», которые, в свою очередь, имеют и свою собственную логику отношений, и соответствующие содержательные ограничения. Вот почему для каждой такой «частной» сферы нам потребуются специфические инварианты, которые, скорее всего, не смогут быть выражены иначе, кроме как в специфических, опять же, универсалиях, комплементарных данной сфере знаний.

Иными словами, в «частной» методологии мы используем несодержательную матрицу мышления («общую» методологию), стоящую, в свою очередь, на матрице нейробиологических процессов для создания содержательной матрицы конкретной сферы знаний и практики, то есть матрицы специфической организации интеллектуальных объектов данной сферы.

Обнаружение соответствующих фактической реальности инвариантов и универсалий, действительно позволяющих нам эффективно охватить определенную область знаний и практик, как правило, приводит к существенным прорывам, по существу – парадигмальным сдвигам [Т. Кун] в соответствующей области знаний. Очевидными примерами являются, например, «ньютоновская механика», «эволюционная теория» Чарльза Дарвина, «классовая теория» Карла Маркса, где авторами соответствующих теорий всегда предлагался определенный набор инвариантов и способов их выражения через всем нам хорошо уже известные теперь универсалии.

Впрочем, подобных примеров великое множество, но одно дело, когда соответствующие «сдвиги» возникают по наитию – условно говоря, от «падающих яблок», «шей галапагосских черепах» или активной журналистской писанины в левацких газетах (хотя, как правило, речь, конечно, идет не о наитии, а об уже сформированном переизбытке новых интеллектуальных объектов, буквально вынужденных, не могущих не выродиться в новую сущность), и другое дело, когда эти «сдвиги» совершаются целенаправленно – с помощью умело и корректно разработанной «частной» (то есть приспособленной под конкретные задачи) методологии.

Взглянем на продуманное нами еще раз – по существу, мы получили два уровня реконструкции реальности. Первый – собственно методологический – там, где фактическая реальность реконструируется в инвариантах «интеллектуальных объектов», организованных некой специфической «сущностью». И второй, когда при применении, так сказать, «частной» методологии, мы рассматриваем уже нечто содержательное – то есть специфичное не в самом себе, а как бы специфичное само по себе. Да, и в том и в другом случае перед нами инварианты и универсалии, но это два разных, относительно параллельных друг другу видения одного и того же. Именно поэтому мы говорим о «несодержательном мышлении» и «содержательном мышлении». Но есть еще и третий уровень реконструкции, который пока остался незамеченным.

Работая, условно говоря, над «общей» методологией, мы столкнулись с эффектом «наблюдателя», создающим внутренние иллюзии и искажения. И конечно, «наблюдатель» был из «общей» методологии с позором выдворен. Однако, когда мы оказываемся в содержательном, «наблюдатель» снова появляется на авансцене, и здесь от него не уйти. Нам необходимо концептуализировать понимание, полученное нами в процессе реконструкции фактической реальности, а точнее сказать, мы должны преобразовать его в некую форму, чтобы оно стало доступным для трансляции другим носителям обобщенного мира интеллектуальной функции. По существу, «наблюдатель» – это тот, кто объясняет другим то, что стало ему известно в процессе реконструкции реальности. Он как бы автоматически занимает особое положение как в отношении того, что он узнал, так и в отношении к тем, кому он это знание собирается транслировать.

Поскольку поле нашей интеллектуальной функции находится исключительно в пределах нашей же внутри-рецепторной зоны, никакой «прямой», непосредственный переход интеллектуального объекта из одной головы в другую невозможен. Мы можем лишь создать условия, благодаря которым субъект, обладающий интеллектуальной функцией, получит возможность воссоздать некую копию (смыслового клона) нашего интеллектуального объекта в своем мире интеллектуальной функции. Создание этих, образно говоря, «условий» и есть концептуализация наших реконструкций фактической реальности. В частности, здесь и сейчас я как раз занимаюсь созданием этих «условий» – концептуализую для читателя созданную моей интеллектуальной функцией реконструкцию фактической реальности, надеясь таким образом побудить интеллектуальную функцию читателя воссоздать соответствующий интеллектуальный объект в его собственном мире интеллектуальной функции.