Без надежды на искупление - Майкл Флетчер

Гехирн обладала настолько неразвитыми социальными навыками, что была не в состоянии даже затронуть в разговоре с Кёнигом тему этого недоверия и не показаться при этом капризным ребенком. Она давно уже бросила всякие попытки принять участие в хитроумных политических интригах, происходивших среди жрецов Геборене, но эта ситуация все равно присутствовала у нее в сознании, давила тяжелым грузом, как и то, что Гехирн, судя по всему, ничего не могла с нею сделать.

В действительности, хотя она и носила вишневые одежды, как архиереи Геборене, чина как такового у нее не было. Кёниг всегда намекал, что Гехирн стоит выше других жрецов в иерархии, вне рангов, но эти же самые жрецы вели себя с ней так, как будто она в лучшем случае гостья, которую им приходится терпеть. Надо полагать, – решала для себя Гехирн, – у Кёнига есть очень веские основания для того, чтобы держать в тайне ее истинный статус. Гехирн считала, что за пределами внутреннего круга ранг и общественное положение этих священников зависели исключительно от того, насколько они полезны верховному жрецу Кёнигу. Она покажет этим жрецам, которые насмехались над ней за ее спиной: ей по праву дан ее ранг, и не только из-за силы ее иллюзий. Она заслужит его.

Потому что, пусть Гехирн и смеялась над тем, как жрецы покорно подчиняются манипуляциям, ей хотелось стать одной из них.

* * *

Два стражника на крыше стены пограничных казарм стояли и смотрели, как ссутуленная фигура, испускавшая дым, исчезает вдали. Они взглянули друг на друга и продолжили свой спор. Большой бюст или огромный бюст? Блондинки или брюнетки? Они согласились с тем, что рыжухи слишком темпераментны, и на мгновение сильно зауважали друг друга, узнав, что оба ценят тонкие лодыжки. Еще одна спокойная ночь, в которую ничего не происходит и не единая душа не пересекла границу Зельбстхаса и Готлоса.

* * *

Гехирн погнала лошадей во весь опор, собираясь не останавливаться до глубокой ночи. Измотанная, погруженная в мечтания о грациозном теле женщины-клептика, она не замечала костров, преградивших дорогу, до тех пор, пока не оказалась среди них. Гехирн осадила лошадей, не сомневаясь: что бы ни было у нее на пути, она с этим справится. Если перед ней грабители, нападающие на путников, то сейчас они переживут самое большое потрясение в своей жизни.

Зашипев на лошадей, которые начали спотыкаться, она неспешно проехала в самый центр палаточного лагеря. Толпа была сосредоточена вокруг большого шатра в середине дороги. На грабителей, пожалуй, не похоже. Скорее всего, цыганский табор или секта фанатиков. Она их допоросит. Либо эти цыгане видели агентов Ванфор, когда те проехали по дороге, либо, что для нее было бы особенным везением, агенты присоединились к лагерю.

Приблизившись, она почувствовала сильнейший смрад от немытых тел. Этот сброд явно переживал тяжелые времена. Проще всего было бы немного их припугнуть, чтобы узнать все что ей нужно, – а то цыгане так любят торговаться, что и на сей раз без этого не обойдется. Несколько человек похрабрее нетвердыми шагами двинулись к ней, замахав руками в знак приветствия. Их истощенные тела напо-мнили Гехирн хворост и сухой трут, и она с трудом сдерживала желание спалить их прямо на месте. Несколько человек немного более здорового вида собрались у палатки – которая, как теперь видела Гехирн, стояла на носилках, – пытаясь разбудить кого-то, находившегося внутри. Это хорошо, решила она.

Никогда не разговаривай с прислужниками, если есть шанс до полусмерти напугать самых главных и в результате намного быстрее решить свой вопрос.

Гехирн почувствовала, как внутри у нее, где-то в животе, нарастает тепло. Она сожжет нескольких из этих несчастных хворостинок, чтобы лучше донести свою мысль и побыстрее разобраться с делом. Так смердели эти цыгане, что она не хотела проводить здесь больше времени, чем требовалось. Но бессмысленно что угодно жечь, пока их вождь, или кто уж он там есть, не смотрит и не может стать свидетелем ее разрушительного вторжения. Гехирн уже успела убедиться, что увидеть – значит поверить, и, пусть запах тел сожженных друзей отлично мотивирует, именно вид их обгоревших останков позволяет отлично понять, что тебе пытались разъяснить. Она изобразила на лице дружелюбнейшую из улыбок и спустилась с повозки. Хворостинки поклонились, выстроились в почетный караул и отвели ее к паланкину.

Донесся еще более зловонный смрад. Гехирн наморщила нос и закрыла лицо ладонью, чтобы дышать через ткань своего рукава. Ее все сильнее тянуло сжечь дотла весь караван; это был бы очистительный огонь, который избавил бы мир от мерзкого смрада.

Кто-то раздвинул потрепанные и замаранные шелковые шторы, когда Гехирн приблизилась, и взгляду ее предстал… или предстала… самое бе-зобразно разжиревшее существо, которое ей доводилось видеть в жизни. Из потных валиков жира торчали конечности, напоминавшие толстые и короткие колбаски. Из-под пышных грудей сочилась какая-то мерзкая илистая кашица. Все это трепыхалось, как подпорченный холодец. Истощенная молодая женщина, сплошные ребра да кости, погрузила руку по самый локоть в промежность этого существа. Оставалось догадываться, что она там делает. Ее лицо выражало блаженство восхищенного поклонения; бурыми зубами она стиснула слегка высунутый от сосредоточенности язык. Поглощенная своим занятием, она не заметила ни появления Гехирн, ни того, что сама оказалась на виду у всей толпы. Гехирн почувствовала, как ее желудок начинает возмущаться. Раздражительный увалень не обращал внимания на усилия склоненной женщины, и из-за разжиревших щек было уже не разглядеть и малейшего проблеска разума в его глазах.

«Огонь, – решила Гехирн, – наверняка поможет привлечь внимание этой навозной кучи». Только превратив с полдюжины людей в пепел, Гехирн оказалась в состоянии обуздать чистый сексуальный восторг, который вызывало у нее бушующее пламя, взять верх над пламенем и остановить его. Всегда лучше начинать с насилия и уже потом налаживать контакт. Люди гораздо более уступчивы, когда до них доходит, что ты, чтобы добиться своего, готова вычеркнуть из жизни несколько человек… да и без всякого повода тоже. Она терпеть не могла эти препирательства типа «Да гонишь ты все» – «А вот и нет». Ее внимание снова обратилось к увальню.

– Я Гехирн Шлехтес, хассебранд верховного жреца Кёнига Фур… – Тут она запнулась, у нее внезапно пересохло во рту. – Кёнига Фюримера. – Я разыскиваю… – Кёниг казался ей каким-то давним воспоминанием, выцветшей картинкой, маленьким человечком, стремившимся к мелким, не имевшим особой важности целям. – Я разыскиваю…

– Меня. – Этот голос казался слишком маленьким для такого огромного тела, но почему-то вполне соответствовал круглому и юному лицу. – Ты ищешь меня.

Гехирн попыталась избавиться от затянувшей ее сознание паутины.

– Я преследую… – Она потеряла мысль, усо-мнившись в отношении того, что именно она ищет.

Взмахнув жирной рукой в воздухе, он попытался почесать под мышкой, но не дотянулся, и рука бухнулась обратно.

– Ты мне нравишься, – сказал маленький голос.

Эти слова показались Гехирн настолько неуместными, что она смогла только переспросить: