Седой капитан - Владимир Владко

— Вы осмелились дать мне неверные сведения о месте тайника чертежей и записей, – продолжал следователь. – Мы перерыли едва ли не весь сад и ничего не нашли.

— Чертежи и записи закопаны под магнолией, как я и сказал вам, – подтвердил Эрнан.

— Не врите! Там ничего нет. Скажете вы, наконец, где вы их спрятали?

— Клянусь, что они там. Я сам закопал их под магнолию! Может, вы в чем‑то ошиблись, не там искали…

— Не говорите чепухи, Рамиро! Не вам учить нас искать! Во всем саду не осталось сантиметра не перекопанной земли. Говорите, где чертежи и записи?

Эрнан молчал. Его сжатые пальцы побелели. Что он мог сказать? Теперь он понимал: чертежей и записей нету под магнолией, где он их тогда закопал, потому что Хуанита после его ареста перепрятала их. Это было единственное объяснение. Зачем она сделала это? Неизвестно. Но сказать об этом следователю означало бы подвергнуть ее новым страданиям, новым страшным допросам. И Эрнан молчал.

— Значит, не хотите отвечать? – Угрожающе заметил следователь. – Ну что ж, мы спросим об этом вашу жену, Рамиро.

— Нет! Не делайте этого! Я расскажу все. Я напишу все заново, ничего не скрою! Только оставьте Хуаниту, оставьте!

Однако следователь равнодушно махнул рукой:

— Нам нужны чертежи и записи. Возобновляя, вы можете что‑то скрыть. А нам нужно все. Скажете, где вы их спрятали?

Эрнан беспомощно опустил голову. Следователь позвонил.

— Уведите его, – сказал он охранникам. И бросил Эрнану напоследок: – Вы сами виноваты, Рамиро, в том, что мы вынуждены дальше допрашивать вашу жену. Но мы узнаем, обо всем узнаем, уверяю вас!

5. Отчаяние и пустота

О том, что произошло потом, Эрнан Рамиро узнал значительно позже, в концентрационном лагере, куда его в конце концов перевели после года пребывания в тюрьме. Следователь ошибся, он ни о чем не узнал!

Странными, запутанными путями достигают к отрезанным от мира пожизненно заключенным людям вести! Кружным путем – от одного к другому и третьему – путешествуют эти вести, пока не дойдут до того, кто годами ждет их, может, лучше было бы этому человеку совсем не знать ничего, чтобы не разорвалось на куски его сердце, чтобы неописуемая боль не рассекла его душу…

Следователь ошибся. Хуанита не сказала ничего даже на допросе третьей степени, когда ее пытали безжалостные фалангистские звери. Она не выдержала мучений, она умерла во время очередного допроса, шепча побелевшими губами

— Эрнан… Лорхе…

Умер и Анхело Альварес, который еще в следственной тюрьме заболел туберкулезом. Переведенный в концентрационный лагерь, он скончался в течение двух месяцев. А маленький Лорхе?..

После ареста Хуаниты его отдали в детский дом, созданного фалангистской полицией для надлежащего, с ее точки зрения, воспитания детей государственных преступников и пожизненно заключенных. Это воспитание было таким заботливым, что маленький Лорхе, привыкший к ласкам нежной матери, увял от муштры фалангистских опекунов, как хрупкий цветок, лишенный света и влаги. Его не стало через полгода. А впрочем, разве не такой же была судьба подавляющего большинства детей, которые попадали в эти дома?..

Мир, когда‑то такой широкий, полный мечтаний, стремлений, смелых порывов и надежд, стал теперь для заключенного номер 467517, бывшего инженера Эрнана Рамиро, пустым. Была колючая проволока лагеря, были стены барака, была бессмысленна работа в каменоломне, которая одурманивала сознание. И больше ничего. Пустота в душе и сердце. Так проходили месяцы, серые, однообразные, так прошел год, полтора. Иногда заключенный номер 467517 невольно вспоминал жестокие, крайне бессердечные слова, которые сказал следователь, сообщая ему о переводе в концентрационный лагерь:

— Вы упрямы, Рамиро. Но не менее упрямы и мы. Вы отказались дать нам нужные сведения. Это ваше дело. Мы могли бы покончить с вами. Но не делаем этого. В концентрационном лагере у вас будет время все хорошо обдумать. Мы не потревожим вас напоминаниями, мы терпеливые. Здравый смысл подскажет вам наконец, что нет резона оказывать дальнейшее сопротивление. Мы сильнее. Сила в наших руках. Лагерь и его каменоломни подтвердят вам это. И когда они помогут вам понять, что лучше подчиниться, сообщите нам. Мы будем ждать, хотя бы это тянулось и десятки лет.

«Лучше покориться», – сказал следователь… Видимо, действительно, лучше было бы покориться, только тогда, с самого начала. А теперь – зачем ему все это, что казалось когда‑то таким привлекательным, важным, дорогим? Зачем и сама жизнь?.. Потеряно все: любимая Хуанита, маленький Лорхе, верный друг Анхело, исчезли без следа все научные записи, все чертежи… Пустота, сплошная пустота! Чем мог бы он заполнить ее даже в том случае, если бы подчинился, пошел на службу кровавым пройдохам–фалангистам? Ведь теперь ему все равно, ничто не сможет захватить его, зажечь, как тогда, раньше… ничто, кроме, возможно, мести палачам. Но для этого надо было бы вырваться отсюда, из‑за колючих проволочных заграждений концлагеря. Но разве это возможно?..

6. Дело Рамиро закрыто

Так называемое «дело инженера Эрнана Рамиро» тем временем лежало на полках управления полиции вместе с сотнями и тысячами других «дел». Оно было закрыто и передано в архив только тогда, когда полиция получила от администрации концлагеря короткий рапорт, в котором говорилось:

Сообщаем, что заключенный номер 467517 погиб при перевозке партии рабочей силы из нашего лагеря к новым каменоломням на острове Сан–Карло. Морской транспорт уже выходил из гавани, когда вдруг в воду свалился небрежно закрепленный якорь, потянув цепь за собой. Тяжелая цепь, разматываясь, сбила за борт заключенного номер 467517, находившегося поблизости. Транспорт был немедленно остановлен, но найти потерпевшего не удалось. Очевидно, он был ранен или убит ударом якорной цепи и сразу же утонул, о чем и сообщаем.

Этот рапорт был подшит в папку, которая называлась «Дело инженера Эрнана Рамиро». На самой же папке появилась размашистая надпись красным карандашом:

Дело закрыть, передать в государственный архив. Заключенного номер 467517 (он же инженер Эрнан Рамиро) считать умершим.

…В рапортах и делах государственной иберийской полиции не нашло своего отражения маленькое и совсем незначительное событие, имевшее место через две недели после перевозки партии заключенных на морском транспорте к новым каменоломням на острове Сан–Карло. Это, возможно, действительно не стоящее внимания полиции событие заключалась в том, что поздно вечером к маленькому дому на окраине городка Карданува, где жила старая тетка Хуаниты, подошел невысокий человек в плаще с поднятым воротником, в глубоко надвинутой шляпе. Мужчина оглянулся, убедился, что вблизи никого нет, осторожно постучал в окно.

Через минуту окно отворилось, и из него выглянула старая женщина, которая недоверчиво и робко вглядывалась в темноту. Мужчина молча сдвинул шляпу назад и сказал всего несколько слов. Старая женщина вскрикнула от неожиданности и всплеснула руками. Мужчина сделал знак предостережения и двинулся к дверям дома.