Предатель - Владимир Махов

– Будь я проклята! Не знаю, кто дернул меня за язык! – стонала Кира, уставшая кричать. Силы оставили ее. Ослабевшая, она дрожала в объятьях Дикаря, прижимаясь к нему всем телом.

– Ну же, девочка, – шептал он, гладя девушку по спине. – Я с тобой…

– Со мной. Пока… со мной.

– Я всегда буду с тобой. Просто пойми это. Всегда.

– Дикарь, милый. Я пошутила. Почему ты мне не веришь?

– Я верю, солнце, я верю.

Дыхание ее прервалось. Она отодвинулась. Ровно настолько, чтобы заглянуть в его глаза.

– Как? Как ты меня назвал?

– Что ты имеешь в виду? – не понял он.

– Ты назвал меня… Как?

– Я сказал, что я тебе верю.

– И еще. Ты сказал – солнце.

– А кто же ты у меня? Солнце. Мое солнце.

Кира порывисто вздохнула и снова зарылась лицом в отвороты его куртки. Ее руки, безвольно висевшие вдоль тела, снова обрели силу. Жарко дыша ему в шею, девушка сжала его плечи, коснулась затылка, притянула к себе.

– Я не пущу тебя, – отрывисто прошептала она. – Только через мой труп.

– Девочка моя, у нас нет выхода, – в тон ей ответил Дикарь, с досадой осознавая, как бегут минуты. И сцена, которую устроила ему девушка, несмотря на мелодраматизм, нисколько не тронет неумолимое время, от которого сейчас зависит не только его жизнь, но и ее. Если вооруженные до зубов архангелы действительно явились по его душу, вряд ли они станут заморачиваться, оставляя в живых одну хрупкую темноволосую девушку.

– Дикарь, слушай. Почему ты не веришь мне? Я наврала. Ну, подумай сам, откуда я могу знать такие вещи? Я обманула тебя, сочинила все так, для красного словца. Чтобы ты стал уважать меня…

– Кира, – он перебил ее, – они идут сюда. Пятеро хорошо вооруженных боевиков. Что мы с тобой имеем для того, чтобы организовать им достойную встречу?

– У тебя…

– Семь патронов в обойме.

– У меня…

– Две почти полные к тэтэшнику. У которого затвор клинит через раз. Вряд ли на него можно положиться.

– Ты сильный.

Он глубоко вздохнул.

– Пойми, девочка, когда в ход пойдут свето-шумовые и газовые гранаты, сила не решает ничего. И это в том случае, если я им нужен живым. Если наоборот – все будет еще проще. Я не могу сдаться без боя.

– Мы можем спрятаться! Тут полно укромных мест! Они нас не найдут!

– Здесь нет мест, о которых я ничего не знаю. А значит, знают и они.

– Дикарь, – она снова отстранилась, пытаясь поймать его ускользающий, как рыба в проруби, взгляд. – Кто ты? Что ты натворил? Ты обещал мне рассказать!

– Обещал, значит, расскажу, – твердо ответил он, не веря сам себе.

– Когда?

– Когда будет время. Сейчас его нет.

Дикарь разжал объятия и решительно отодвинулся.

– Так ты говоришь, это здесь? – спросил дайвер, заранее настраиваясь на очередной взрыв. Но он просчитался. Взгляд у Киры стал тусклым, отрешенным. Она без сил опустилась на мраморный пол.

– Ты не понимаешь, – она сказала это, как смертельно уставший человек. Помолчала, потом добавила. Тихо-тихо: – Так умер Че.

Дикаря, уже снявшего куртку, ее слова не остановили. Грустная история о смерти человека, пусть и заменившего девушке отца, была для него только словами.

– Мне жаль, – осторожно сказал он, продолжая раздеваться.

– Ты не понимаешь. Он была для меня всем. Отцом, другом, братом. Миром. Однажды он пришел радостный. Он сказал: солнце, скоро у нас с тобой будет много оружия, я узнал, где у рыбаков схрон. Динамит, гранаты. Все целехонькое, находится в воздушном мешке. На глубине, как у Христа за пазухой. Я пришла сюда с ним. Он сказал мне: солнце, я всегда буду с тобой. А потом он нырнул. Я ждала его очень долго. Так долго, что сама ныряла несколько раз. А потом он вынырнул. Сначала раны, размытые водой меня не напугали. Но когда я вытащила его, он залил кровью пол. Так много крови. Ручьи крови текли по ступеням. Я зажимала ему раны, перевязывала. Но… Он все говорил, говорил… Когда умирал. Прости меня, прости, Кира, но тот, кто там был, оказался сильнее меня…

Дикарь слушал ее вполуха. Пользуясь тем, что девушка отвлеклась, он разделся, оставив на себе плавки. Закрепил на поясе ремень, пристроив пистолет, водонепроницаемый мешок и нож в чехле. Потом взял фонарь и решительно направился к воде.

Огромный полутемный зал с колонами, расписанными граффити, был завален мусором. Стены пачкали неприличные рисунки и нецензурные надписи. На подвесном потолке из трещин вываливались многочисленные кабели. Свисали вниз перекрученными жгутами, напоминавшими мертвых змей. И словно в противовес грязи и запустению посреди мраморного зала зиял провал, заполненный абсолютно прозрачной водой. В хрустальной чистоте, видимая до прожилок и разводов на широких ступенях, в темноту уводила лестница.

«Надо было нырять сразу», – подумал Дикарь через десять секунд после того, как черт его дернул сказать напоследок:

– Не жди меня здесь, Кира. Найди укромное место. Я вернусь. Обещаю.

Девушка взвилась, мгновенно оказавшись между ним и бассейном. Ее цепкие руки обвили его за шею. Она прижалась к нему, царапая спину.

– Не пущу! – по-бабьи взывала она. Слезы хлынули из глаз, потекли по щекам, обжигая его грудь. – Он умер! – захлебываясь, кричала она. – Сказал: я вернусь. И умер! Он стал таким тяжелым!.. Я трясла его, трясла, думала, что заставлю его дышать! Что я смогу! Вернуть его! Я молилась! Я кричала! Я плакала! А он… как он мог?! Дикарь! Я не пущу тебя!! Ты – все, что у меня есть! Ты – моя жизнь! Ты…

Слушая ее, Дикарь медленно поворачивался, стараясь оказаться ближе к воде. Время шло. И самое страшное, он не знал, сколько его в запасе. Вполне возможно, он рисковал вынырнуть, обнаружив Киру в руках бойцов. Эта картина, возникшая перед глазами, решила все. Почти грубо оторвав девушку от себя, он ступил в воду, тут же уйдя в нее с головой.

Возможно, за секунду до смерти он пожалеет о том, что был с девушкой таким грубым и не сказал ей пары ласковых слов на прощанье.

А возможно, у него на жалость не останется времени.

* * *

Она встретила его вполне дружелюбно – стихия, овладевшая городом-призраком. Потревоженные присутствием человека по ступеням брызнули световые пятна. Они заструились вниз, постепенно истаяли, стертые сумраком, в котором тонуло подножие парадной лестницы. Вода была теплой. Насколько помнил Дикарь, здесь били многочисленные горячие ключи, словно капли меда, призванные смягчить отвратительно горькую пилюлю.