Катафалк дальнего следования - Николай Иванович Леонов

хотелось встать, надавать пощечин этой пьяной, высокомерной местной королеве, но руки стягивали наручники. Сколько еще надо протянуть времени до появления группы захвата? Да и направится она к заводу, где множество корпусов и сложно будет обнаружить Дымова. Придется действовать хитростью и силой убеждения. Он заговорил, обращаясь к Марго, чутко отслеживая, насколько ее взгляд осмыслен:

– Он не убийца! Я не знаю, для чего Кате нужен был этот маскарад с костюмом, но она была в вагоне в ночь перед взрывом! И не я один видел ее там! Ее видел Дымов; Сергей Горшков, рядовой из полицейского патруля; начальник поезда. Они разговаривали с ней и смогут опознать. А потом ее убили! Дайте мне сутки, и я докажу, что Катя была в вагоне перед взрывом, и найду ее убийцу.

Семенова вдруг осмысленно уставилась на Льва Ивановича:

– Начальник поезда? Разговаривал с ней?

– Да, давайте поговорим с ним. Если я буду не прав и это не Катя была в вагоне, то тогда я навсегда уеду из вашего поселка и вы будете жить, как хотите.

Марго расхохоталась скрипучим каркающим смехом:

– Уедешь… – Она сделала пару шагов в сторону Гурова и нависла над ним. – У тебя сутки, притащи мне ее убийцу! Не сделаешь и ляжешь рядом с толстяком в могилу, понял? Закопаю вас в лесу как дохлых собак.

Она, покачиваясь и спотыкаясь, побрела прочь из помещения.

Лев Иванович попытался встать, но из-за наручников никак не получалось приподняться. От резких движений и затхлого запаха, что стоял в помещении, его замутило, пространство поплыло перед глазами. Сквозь черный туман он почти ничего не видел, лишь услышал тяжелые шаги, а потом щелчок за спиной, и он наконец смог вытянуть вперед онемевшие руки. Рядом стоял недовольный Кирпич.

– Марго сказала, у тебя сутки, я с тобой везде буду.

– Отлично.

Лев Иванович разминал руки, которые почти уже перестал чувствовать в наручниках. Он с трудом сел. В голове шумело от усталости. Сейчас ему хотелось лечь и провалиться в глубокий сон. Вымотанный организм отказывался действовать, требуя хоть небольшой передышки. Уже вторые сутки он без сна и еды в этом безумном поселке. Мало того, что он ищет взрывника, теперь вот еще появилась второе задание – найти убийцу дочери Маргариты Семеновой, чтобы спасти несчастного Дымова.

Гурова привел в чувство грубый толчок в плечо. Сверху нависло деревянное лицо старшего из охраны Семеновой.

– Чего, заснул, что ли? Сутки капают, Марго свое слово держит. Особенно сейчас, когда у нее… ну… – охранник не смог подобрать слово, чтобы описать состояние хозяйки.

– Когда у нее крыша совсем отлетела? – хмыкнул Гуров. – А я смотрю, для тебя это норма, что она дочку мертвую в воде живой полощет, ты даже не вздрогнул.

Кирпич не ответил, однако по его лицу пробежала тень недовольства от неприятного замечания, но свое мнение о хозяйке он привык не высказывать. Гуров же продолжал его колоть резкими словами в надежде спровоцировать на ответ и получить информацию, что же можно ждать дальше от властной Марго. Найдет он ей убийцу дочери, и что, чиновница отпустит его с миром, прекрасно зная, что московский опер теперь в курсе всех ее махинаций? Да и, судя по поведению Семеновой, ее навряд ли можно считать адекватной в данный момент, бог знает, что ей, пьяной, взбредет в голову. Мысли у Гурова путались, он понимал, что сейчас ему прежде всего нужен крепкий сон и еда, чтобы прийти в себя, сосредоточиться и разложить все имеющиеся у него факты по полочкам. Иначе он так и будет метаться от одной версии к другой, как безумная Марго в надежде на чудо.

Лев Иванович сфокусировал взгляд: темное помещение, заставленное упаковками с пустой тарой. На полу в луже воды лежал грузный старик. От многочисленных страшных пыток он выглядел обессиленным и постаревшим лет на десять. Лицо обвисло дряблыми складками, глаза потухли, а все движения ему давались с трудом из-за крупной дрожи по всему телу.

– Мне нужно поговорить с Дымовым, прямо сейчас, – сказал оперативник Кирпичу, помог пожилому мужчине подняться, усадил его на сухой участок пола, прошептав почти на ухо:

– Я вернулся, как и обещал. Пока придется еще немного потерпеть, но поверьте мне – я вытащу вас отсюда.

И уже обычным голосом, чтобы не вызывать подозрения у Кирпича, который застыл с равнодушным видом у рядов бутылок до самого потолка, предложил:

– Расскажите мне все, что помните про вашу поездку в поезде. Подробно. Не бойтесь, я вам верю, я не буду вас пытать. Я хочу помочь найти настоящего взрывника.

В ответ Дымов горько разрыдался. Жуткие пытки совсем сломили его волю.

– Можете ему дать хотя бы одеяло и чистой воды? Или вызвать врача, Горев никому ничего не расскажет о визите на завод, я гарантирую. Вы же видите, в каком он состоянии. – Внутри у Гурова все закипело от возмущения.

Он, действующий полицейский, опытный опер, не мог смотреть, как мучают беззащитного старика, будто нет никакого закона и управы на жаждущую отомстить Семенову. Но бездушный Кирпич даже голову не повернул в их сторону, он лишь еще больше насупился и склонился над своим телефоном.

– Олег Дмитриевич, – Лев Иванович стянул с себя куртку, обтер мокрое лицо Дымова, взял в руки его вялую ладонь и принялся растирать, чтобы хоть немного привести пожилого мужчину в чувство, – послушайте меня, я понимаю, что вам тяжело, но единственный шанс вырваться отсюда – это вспомнить каждую деталь вашей поездки и рассказать мне. Это поможет найти преступников и снять с вас обвинения. Слышите, вы поможете мне узнать правду?

Дымов уже не плакал, застыл с закрытыми глазами, прислонившись к холодной бетонной стене. Но на просьбу Гурова он еле заметно кивнул, губы через силу шевельнулись, и он засипел сорванным от крика во время пыток голосом:

– Мы решили с Ольгой, с моей женой, отметить юбилей нашей свадьбы. Съездить в места юности, мы оба родом отсюда, из этих краев. Купили билеты в спальный вагон, сели на свои места, проводница принесла нам чай. А дальше я помню все очень смутно, я будто сознание потерял. Приходил в себя несколько раз и никак не мог найти в купе Ольгу. Поначалу я подумал, что она вышла в туалет, что мы, наверное, отравились чем-то во время поездки и ей стало тоже плохо. Я пытался встать, выйти и найти ее, но проводница ругалась и не хотела меня слушать. Она сказала мне какую-то ужасную вещь, что моя жена умерла, что она лежит в гробу в купе. Но Оля была жива, я точно знаю это, мы вместе садились в поезд. Я не мог все это придумать! В купе стоял длинный черный ящик, похожий на гроб, но я не заглядывал в него. Это же безумие! Если бы моя жена умерла и я вез ее гроб, разве же я мог забыть об этом?! И еще мне было так плохо, я то отключался, то снова приходил в себя. Помню, что в какой-то момент вы вмешались и стали меня уговаривать успокоиться и лечь. Но я не мог! Ведь Оля, моя жена, она была жива, когда мы садились в поезд, и тут она пропала. Я не сошел с ума, я помню это хорошо, как сейчас. Она смеялась, распустила волосы, потому что знала, как мне нравится их трогать. В вагоне было прохладно, мы замерзли, пока ждали прибытия поезда, и пили горячий чай в своем купе, чтобы согреться, не раздеваясь, прямо в куртках. Я не сумасшедший! Я все прекрасно помню!

Потом, когда поезд остановился на какой-то станции, я решил выйти, обратиться в полицию, раз никто не хочет мне помочь и все считают меня сумасшедшим или пьяницей. Я ведь не пил ни капли, мне врачи запретили из-за больного сердца, поэтому даже по праздникам больше пяти лет ни капли алкоголя себе не позволяю. Но от меня пахло спиртным, я это тоже помню. Даже рубашка была мокрой от алкоголя, я не знаю почему. Когда мне стало чуть легче, я пошел к выходу из купе, но проводница… Она опять начала меня останавливать,