Изумрудные глаза Будды - Мария Жукова-Гладкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этом «базаре» я извлекла пулю.
– Вот, Олег Владимирович, оставите на память. Повесите на грудь вместо креста.
– Я – атеист, – заявил поэт и скосил взор на бок.
Я полила его йодом, поэт заорал, потом перевязала разорванной простыней. После этого поэту дали допить остатки водки из бутылки, что он с радостью сделал.
– Жить будете.
– Дай-ка посмотреть на пулю, – попросил Арсений.
Валентин как раз приходил в чувство. Ему к носу Татьяна подносила очередную бутылку водки, служившей у нас нашатырем. Алена отправилась назад на кухню.
– Ну? – посмотрела я на Арсения. Пашка тоже изучал пулю.
– Не пистолет, – твердо сказал Арсений.
Я, кстати, тоже так думала. Пуля была больше. Значит, это не из оружия террориста стреляли?
– Ребята! – вдруг сел прямо Валентин. – А ведь тут нет щеколды! В комнатах задвижки, а на входной двери нет…
Мы все посмотрели друг на друга.
– Ты можешь сделать щеколду? – спросила я у него.
– Гвозди нужны, – заметил он. – Пила есть, я видел в сарае. И топоры есть – и в сарае, и там, где бочки.
– Не может не быть гвоздей и молотка, – заявил Арсений.
– Ну, без молотка обойдемся. Есть чем забивать, – заметил Валентин.
– Ребята, сходите-ка в сарай. Посмотрите там внимательно, – предложила Татьяна. – Только все вместе. Или я лучше сама с вами пойду.
Поэта мы оставили за столом в каминном зале. Я отправилась на кухню помогать Алене, а Татьяна с мужчинами – в сарай, освещая дорогу свечками.
Они в самом деле вернулись с ящиком с различными гвоздями. Валентин с приятелем принялись за работу. Щеколду вырезали здоровенную и дверь на нее заперли. Но оставались окна…
– Думаете, будут бить стекла? – задумчиво сказала Татьяна. – Вряд ли. Как их потом вставить? Запасных здесь нет, доставка явно представляет проблемы. Заколачивать тоже не стоило бы – тогда вообще темень в доме будет.
Валентин с Арсением заявили, что завтра с утра займутся изготовлением ставень. Пашка подобную работу выполнять не умел, но сказал, что будет помогать по мере сил.
Вскоре ужин (или обед?) был готов, и Алена притащила на большой стол в каминном зале огромную кастрюлю с вареным мясом и бульоном.
– Хлебца бы, – задумчиво произнес Валентин.
– Временно забудь это слово, – сказала Татьяна.
– И картошечки, – вздохнул пузатенький. – Почему у них нет картошки? Наверное, на этом поле летом можно выращивать. Вот только проблема с хранением. Нет места.
– Слушайте, а нет ли под этим домом какого-нибудь погреба? – спросила Татьяна.
– С картошкой? – хрюкнула я. – Это было бы уж слишком.
– Но ведь капуста с огурцами есть? Да, мясо могли наловить в тайге. Клюква тут тоже наверняка где-то растет, но ведь не капуста же с огурцами? Значит, их кто-то привез?
Не слушая Татьяну, поэт первым потянулся к кастрюле, даже несмотря на раненый бок.
– Погодите, – спрыгнула со своего места Алена. – Я вам налью.
– Ты хоть сама-то попробовала? – уточнила Татьяна.
Девушка кивнула.
– Я такого мяса никогда раньше не ела. И оно соленое. Я соли в суп не клала.
Алена разлила суп всем по тарелкам и положила по куску мяса. Мы переглянулись и попробовали. Солоновато, но есть можно. Его бы в самом деле лучше с хлебом…
– Лосятина, – одновременно сказали мы с Татьяной и Арсений.
– Горчит, – заметил Валентин.
– И должно немного горчить, – сказала Татьяна. – Все отлично. Живем.
Тут кто-то с силой дернул входную дверь. Потом заколотил по ней. Снова дернул.
– Пустите меня! – послышался крик. – Спасите!
Кричал мужчина. Голос был незнакомый.
И вроде бы с акцентом.
Год 1995-й
– У меня нехорошее предчувствие, – сказал один бесплатный рабочий другому.
– Да брось ты! – воскликнул приятель. – Чего тебе не нравится?
– Многое мне здесь не нравится.
– Это ты из-за того, что Кренделя пристрелили? Так нечего срываться было. Еще немного – и нас всех отпустят. Вот закончим строительство – и по домам.
Приятель ничего не ответил, но мнение его не изменилось.
За полтора года до описываемых событий
Анна опять пригласила к себе тщедушного мужичонку и поделилась собственными опасениями. Он выслушал ее очень внимательно. Поверить в то, что этот человек приказал расстрелять такое количество людей, он не мог. В то, что парень на «Мерседесе» работает на двух хозяев – легко, только следовало выяснить, кто из них главный.
Главными оказались не два братца-кудесника, а другой человек. И отморозки, которых узнал тщедушный мужичонка, тоже в последнее время работали на него.
Николай не мог в такое поверить. Но это еще укрепило его готовность рискнуть побегом по зимней тайге и разобраться в ситуации.
– Кто идет открывать? – спросила Татьяна с невозмутимым видом.
– А стоит ли? – подал голос Валентин, пережевывая мясо.
– По идее, из самолета никто спастись не мог… – медленно произнес Арсений, вытирая губы. – Хотя…
– Думаете, кто-то выходил погулять или до ветру и спасся? – усмехнулась я и встала. – Вы забываете, господа, что в этом доме до нас кто-то жил.
– И заходил, когда мы уже были здесь, – заплетающимся языком добавил Олег Владимирович.
Я первой тронулась к двери. Пашка с Татьяной тут же поднялись и отправились за мной. Оба взяли по свечке. Я знала, что друзья меня в трудной ситуации никогда не бросят. Арсений с Валентином тоже поднялись, Алена с Олегом Владимировичем остались. Поэт, как я понимала, встать не может, а Алена, судя по выражению лица, очень испугалась.
А под дверью продолжались истошные вопли. Вернее, человек уже иногда переходил на хрип. Мороз все-таки заворачивает… Долго не покричишь.
Татьяна приготовила пистолет и направила его на дверь, свечку, которую держала, передала Пашке. Я отодвинула щеколду и тут же отпрыгнула в сторону, прячась за дверью. Арсений с Валентином уперли руки в боки и с суровым видом уставились в открывающийся дверной проем.
Правда, дверь быстро захлопнулась, после того как в дом влетело некое существо в костюме Деда Мороза. Нас обдало волной холода, но ненадолго. Дед Мороз не только быстро захлопнул дверь, но и задвинул недавно установленную щеколду и выдохнул воздух.
Пашка подошел поближе со свечками, как и Татьяна с пистолетом. Я оказалась сзади. Пузатенький с Валентином с места не сдвигались. Дед Мороз издал какой-то странный стон. Или это был вздох облегчения с примесью нового страха?