По аллеям души - Александр Дергачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В запоях отец бубнил что-то себе под нос, что он убьет тварь, но когда приходила похмельная относительная трезвость, он снова слабыми попытками пытался найти Раису, ведь он, говорят, даже любил её. Но наступал новый запой, приходили беспамятство и снова ненависть.
Бывало, ему казалось, что его преследовали, и тогда он закрывал голову руками, громко начинал кричать. Однажды отец решил даже уехать куда-то на заработки, но потом быстро вернулся, ведь кому нужны конченые алкаши. В пьяном угаре он любил почесать кулаки. И он дрался со своими старыми и новыми собутыльниками по любому поводу, всегда зверел и потом не помнил себя, что натворил в этом состоянии. Его постоянные синяки под глазами намертво закрепили за ним соответствующее прозвище «синий». Однажды в одной из таких драк, где он был, как обычно, виновником, пырнул кого-то, и его задержали. «Синему» дали целых четыре года, тогда Марьям было тоже четыре.
А Марьям росла. Она, действительно, была очень симпатичной, наверно, от смешения западных и восточных кровей. Когда она смотрела на синее небо, вспоминала его тайну, рассказанную мамой, то её красивые, выразительные, умные, миндалевидные глаза частенько застилала слеза.
До семи лет Марьям помогала бабке Алефе по хозяйству, терпя её характер, все проклятия и понукания, доила коз, давала корм животным и многое ещё. Причём, это не было для неё тяжёлым трудом, а скорее было развлечением. Она даже говорила с каждым питомцем, жалуясь на взрослых, но животные в ответ только молчали или блеяли.
Однажды летним днём от болезни лёгких скоропостижно старуха ушла в страну мёртвых, и всё хозяйство в несколько коз и овец перешло к брату отца. Туда же перебралась жить и Марьям. Но не прошло и двух недель, как умер из-за несчастного случая сам дядя, придавленный сорвавшейся с домкрата машиной. Так Марьям оказалась в доме двоюродной бабы Гафии, которая один в один была похожа на бабу Алефу, просто во всём и даже чисто внешне.
В первый класс Марьям отвела баба Гафия. Глаза у Марьям светились от счастья. Ещё бы, теперь она не просто какая-то девочка, она теперь ученица. И всё-то у неё будет, как у взрослых, и она полетит обязательно на том самолёте из памяти, дыша полной грудью, напитываясь и напиваясь синью и свободой глубокого неба.
Как-то мощный раскатистый гул раздался над аулом. Шарахнулись тогда в сторону козы и птицы, люди и бараны. Тень вертолёта накрыла на миг целый мир, внося хаос в тягучий деревенский уклад. Железная птица спустилась с синего неба и заслонила на миг его, шумно и грозно пролетела над Марьям очень низко. Такие небесные машины девочка никогда близко не видела, только издалека, они всегда высоко, а тут вот — рядом. Вертолёт тащил куда-то у себя на подвеске какую-то железную штуку, а баба Гафия полёт истолковала по-своему: это знак Аллаха, будет, наверное, испытание.
Вечером того же дня из тюрьмы вернулся её племянничек — отец Марьям. Он сразу сунулся в свой заколоченный пустой дом, ломиком снял висячий замок. Конечно, обошёл, обшарил все углы, вспомнил, как он тут жил раньше со своей женой и дочкой. На полу в осколках стекла наткнулся на цветную фотографию Раисы, вспомнил, что когда-то растоптал её по пьянке, от злости, как потом отправился «на турма».
Чёрные глаза жены смотрели на него с укором, сводили с ума. Воспоминания прошлого вызвали у него прилив забытой любви и нежности к жене, пробудили злость и обиду за всё, что с ним дальше произошло. Он промычал: «Это ты во всём виновата!» Пауза, которая последовала потом за этой фразой, была долгой, а он всё смотрел и смотрел на свою Раису. «Нет, ты не виновата! Это я дурак!».
В чувствах он вдруг поцеловал фотографию, чего от себя не ожидал. Сухие в шрамах губы ощутили упругий глянец. Он заплакал! Ему стало жалко себя. Хоть стреляйся! Он не плакал прежде, а тут громко завыл, застонал, как раненый зверь.
— Чёрные глаза! Нет мне прощения! — проговорил Синий. Потом одной рукой вытер слёзы, а другой налил себе полный стакан водки, потом пил ещё и ещё. Без закуски. Она была ему не нужна.
Очнулся от того, что кто-то тряс его за плечо.
— Живой? — спросил у него сосед.
В ответ он только покачал головой.
— Четыре года чалился. Откинулся?
В ответ он закивал, что да.
— Пойду сообщу твоим корешам, что нарисовался Синий, не сотрёшь. Сообразим встречу.
Вечером была устроена грандиозная попойка, которая перешла в драку на ножах с кровью. Кого-то, как всегда, «немного» порезали. Отца снова схватили, арестовали и увезли. Дали очередной срок. С Марьям он так тогда и не встретился.
В доме родственников, кроме Гафии, жили ещё сыновья умершего брата отца: Тимур, Тахир и Камиль. Они были двоюродными братьями Марьям. Братья были старше её. Дурная слава о них распространилась по всему району. Не обходилось ни одного ЧП в ауле, где они так или иначе не приложили бы свою руку. Выпадал один Тахир, который давно вырвался в город, там женился и жил своей жизнью. Тимур и Камиль обитали в своих пристройках соответственно с левой и правой стороны от дома. Марьям была поселена в сам дом с бабой Гафией.
Камиль работал скотником на ферме. Ленивый, вороватый, склочный. Он ходил по ферме и думал только об одном, как бы что-то взять, что плохо лежит. Ему все говорили, что у него нет никакой совести, а он махал вилами или лопатой и думал в ответ: «Ненавижу гадов! Убил бы!»
Однажды он решил жениться на одной. Пришёл к ней и давай подъезжать. То да сё: «Давай распишемся, вместе жить будем».
Так он любовь к ней тогда проявил. Короче говоря, после её отказа он решил применить к ней силу. Разбирались с полицией. Ему чудом удалось избежать реального срока: женщина забрала своё заявление. Правда, у брата Тимура куда-то исчез жигулёнок из их ограды, но Камиль всем говорил, что одно с другим не связано.
Младший брат Камиля Тимур каждое лето ездил на лесоповал с дикой бригадой. Благодаря этому, ему удавалось привозить домой какие-то деньги. Он даже купил подержанную машину, установил у