Travel Агнец - Анастасия Гостева

Мы уезжаем ночью. Незадолго до отъезда мы предпринимаем еще одну попытку добраться до храма. Светит солнце и моросит дождь. Мы поднимаемся в горы по широкой аллее из деревьев с неизвестными нам названиями и останавливаемся в ста метрах от подножия — внизу, за домами и деревьями, течет Ганг, блестя в закатных лучах, справа и слева вздымаются горы с нахлобученными на макушки черными тучами, подсвеченными солнцем, и прямо над белыми башнями храма перекинулись с одной горы на другую — две радуги, одна над другой. И даже не с горы на… а из пустоты в пустоту, случайно выгнувшись по прихоти эйнштейновского пространства в наш дольний мир. Нам кажется, что где-то совсем рядом приоткрылась на мгновение дверца и в нее проскользнуло, просочилось Неведомое, а мы не успели оглянуться и поймать его, и вот теперь оно висит у нас над головами семицветными дрожащими крыльями, стекает по волосам, лицам, рукам разноцветными каплями, и… Я бегу вниз с горы, не бегу, а скатываюсь навстречу солнцу, и кричу от… Я не знаю — от чего. Просто так… Я чувствую себя пятилетней девочкой, которую уносит на воздушном шаре восточный ветер…

У каменной арки, где я останавливаюсь перевести дыхание и дождаться Лешку, стоит саду, с острыми карими глазками и физиономией проказника. — Ты куришь. — Он не спрашивает, он знает это наверняка. Ты куришь, и у меня для тебя есть подарочек. Очень недорого. Подходит Алексей. Саду подбирает края своего оранжевого одеяния, угол нижней полы завязан потайным узелком, в котором аккуратно припрятан гашиш. Появляется толпа женщин с детьми, саду поворачивается, к нам спиной, и призывно оглянувшись, торопится по дороге. На ходу он передает нам гашиш, забирает деньги и радостно, но с достоинством удаляется в рощу, испаряется за деревьями. Мы оборачиваемся и долго смотрим на две пульсирующие трассы — где-то на вселенском рэйве танцует Шива…

— я вот думаю, Анастезия, может быть, Володя был 6 тебя тайно влюблен?

— ага, причем заочно, Володя на самом деле — маг и каббалист, он вычислил меня по каким-то своим хитрым методам и решил завезти в Индию, но тут появился ты…

— да, и коварные планы не осуществились

— да, бред это все, я тебе говорю, мы с ним познакомились за день до отъезда, мне еще приснился безумный сон — я ждала перевода большой суммы денег на счет, причем часть из них была не моя. Это еще одна причина, по которой я не могла уехать, короче, мне снится, что я встречаюсь с Володей, а перед этим захожу в банк получить деньги, и хотя от банка до места, где мы встречаемся, очень далеко, возникает эффект искривления пространства, и я все время выглядываю из окна банка, пока стою в очереди, и все время могу видеть это место, и это все происходит в таких молочных сумерках, все плывет, я смотрю в окно и вижу Володю в первый раз, и он такой здоровый, толстый, с хвостиком, такой раздобревший рокер в «коже», я думаю, Господи, какой ужас, отворачиваюсь, очередь двигается очень медленно, сплошь старики и старухи за пенсией стоят, я снова смотрю в окно, и на этот раз Володя — такой плюгавенький, несчастный хиппарь, прыщавый и занудный, в джинсах со всякими цветочками, заплаточками, с допотопным рюкзаком, разрисованным синей шариковой ручкой — пацифики, all you need is love — такие в свое время на Гоголях зависали, я думаю, вот, блин, влипла, как бы ему объяснить повежливее, что… а Володя опять другой — браток, короче, в натуре, поняла, да, в тренировочном костюме, в голде, морда красная и тупая, меня, конопляного муравья, копытом в грудь?! и кто?! бычье! стоит разминается, затылком сверкает, люмпен-эзотерик, меня начинает трясти от всего этого, и тут подходит моя очередь, я говорю, что закрываю счет, и тетка выдает мне ворох грязных цветных бумажек, скрепленных аптечными черненькими резинками, я говорю, вы что, с ума сошли, мне нужно две тысячи долларов, а это что? а она выхватывает у меня сберкнижку, и орет — ничего не знаю, все там, когда я из сейфа вытаскивала, там было две ровно, а что с ними произошло в момент передачи, так я за то понятия не имею и ответственность не при мне, я от этого текста впадаю в кому, но все равно пытаюсь объяснить ей, что не уйду никуда без денег, я смотрю в окно, а там вместо улицы — река, и дома стоят на сваях, и Володя — усатый и черноволосый студент-технарь, с бутылкой пива и сигаретой, в мохеровом свитере с вещевого рынка, в бейсбольной кепочке, смотрит по сторонам и меня выискивает глазами, тут дом на сваях трансформируется в пристань, к ней подплывает прогулочный катер, весь украшенный гирляндами и китайскими фонариками, и Володя собирается уплывать, я смотрю на бумажки у меня в руках, и вижу, что это цветные ксероксы с фотографий, на которых вся моя жизнь, и я держу в руках эту скомканную бумажную жизнь, торчащую из-под аптечных резинок, и не знаю, что делать — то ли догонять Володю, то ли требовать денег, то ли еще что, и я опять смотрю в окно, чтобы крикнуть Володе, что я здесь, а там нет ни реки, не корабля, там проспект Жира, остановка троллейбуса перед магазином «Весна», и никого нет, совсем рано, а тетка на меня орет — не задерживай население, бери свои деньги и где придется подсчитывай, а мы государственное учреждение и жизнь в доллары не конвертируем, ишь, развелось вас, лахудра, и ногти твои зеленые…

— пфф, бред какой, и часто тебе такое снится?

— все время… ну, в смысле, в таком стиле, когда это не совсем сон, хотя один мой знакомый утверждает, что это мара, как и наркотики, что надо жить реальной жизнью, типа, он это у Далай-ламы прочитал

— у Далай-ламы? это который четырнадцатая реинкарнация?

— уже четырнадцатая? надо же, как мужика затусовало

— ха, затусовало, это хорошо, значит, мара говоришь? а что еще говорит твой знакомый?..

Мы несемся по пустынному шоссе, ввинчиваемся в конусообразный коридор, высвеченный фарами. Мы возвращаемся в Дели. Возвращаемся? Вот уже несколько дней меня не покидает ощущение завершенности. Одно я знаю наверняка — есть только дорога Туда… Мы приезжаем в «Hare Rama» в полтретьего утра. Жизнь кипит. Обкурившиеся тибетцы из German Bakery, шатаясь, разносят сок и булочки, тусовки, компании, крики, музыка, все как всегда. Все как и прежде. Пестрое интернациональное сборище.

Я впервые замечаю морщинки вокруг губ от постоянного курения, синяки под глазами от недосыпания на их лицах. Японец Таку — Неоновый Маугли в абрикосовых обтягивающих брючках «Space Tribe» с сиреневыми и зелеными кислотными разбегающимися узорами, ромбами, треугольниками, в грязной распашонке неопределенного цвета, с золотыми выгоревшими дрэдами до пояса, всегда такой веселый и вставленный — явно чем-то заморочен. Он сидит в компании трех здоровых израильтян, его израильская подружка считает на столе вываленную мелочь, постоянно сбиваясь, раздраженно мотая головой и начиная заново. Знакомый фрик-мухомор из Гоа, уже почти без грима и костюма, похож на клоуна из распавшегося цирка, последнего цирка в мире.

Я впервые чувствую тайный изъян в организации этого праздника, что-то печальное сочится из раскрывшихся пор этого огромного медузообразного существа — сотен, тысяч тревеллеров, зависших здесь надолго. Я впервые вижу вялое равнодушие на лицах, скуку и безразличие.