Гренадер - Олег Быстров

Вперед вышел сухопарый человек в костюме и пенсне. Главный врач, определил про себя Саблин. Человек нервничал и теребил в руках клочок бумаги. «Ну да, речь», — подумал поручик. С обеих сторон от сухопарого стояли люди в белых халатах, у многих в руках цветы, все улыбаются. Совсем с краю расположилась группа девушек в украинских вышиванках и тоже с цветами.

Но больше всего поразило гренадера циклопическое сооружение, установленное невдалеке от места встречи приехавших врачей. Чаша со змеёй, эмблема врачебного искусства с древних времён. Но размеры! Что это были за размеры? Диаметр чаши не меньше трёх метров, а может, и поболее. Крепилась она на стойке не меньше двух метров высотою. Посередине виднелось утолщение, сделанное, скорее всего, для прочности. И стойку, и чашу обвивала змея. Тело её неизвестные умельцы сделали из толстого шланга, раскрасив его под змеиную чешую. А вот голова блестела металлом, добротная такая, с любовью сделанная змеиная голова с круглым глазом и круглым же ртом, что придавало ей слегка удивлённое выражение. Пресмыкающееся красиво изогнулось, рот смотрел прямо в центр чаши. Помимо змеи чаша была перевита гирляндами цветов, что, на взгляд поручика, было полной глупостью.

Иван Ильич даже подошёл поближе, чтобы рассмотреть диковинную конструкцию. Оказалось, чаша установлена на платформе с колёсами. Видимо, её сюда прикатили. Но помимо крепления чаши на площадке платформы имелись баллоны со сжатым газом.

Операция по сопровождению считалась выполненной. Оставалось потолкаться поблизости, послушать приветственные речи и дождаться, пока врачей увезут. Дальше их будет опекать контрразведка, коль в этом возникнет нужда, но Саблин, как человек добросовестный, считал себя сопричастным происходящему, и ещё его заинтересовало, что за газ в баллонах, не отрава ли?

Стоило ему пройтись рядом с платформой туда-сюда, как рядом появились двое. Представились техниками из мастерской при больнице и изобретателями данного чуда. Один, кряжистый и крепкий, в спецовке, испачканной машинным маслом, протянул мозолистую ладонь и назвался Стефаном. Другой, высокий и сутулый, в гимнастёрке под ремнём, приподнял кепку над совершенно лысой головой и представился Николаем.

Саблин подивился, как техникам удалось сотворить такое чудо, похвалил за смекалку. Даже именитый профессор вряд ли встречал когда-нибудь подобное сооружение в честь своего приезда. Техники улыбались, кивали.

— А что за баллоны? — как бы невзначай спросил поручик.

— О, это главный сюрприз! — ещё шире заулыбался Стефан. — Там кислород и метан. В нужный момент змея начнёт извергать из пасти пламя, должное означать пламень жизни и свет знаний. Очень символично!

— А вы клинику не сожжёте, ребята? — спросил Саблин.

— Не извольте беспокоиться, ваш-скобродие! — запротестовал Стефан. — Всё рассчитано! Вот — манометры, вот — регуляторы. Система опробована, и уверяю вас — она не опаснее газовой конфорки на кухне тёти Цили.

Про тётю Цилю, это какая-то местная шутка, догадался Саблин, улыбнувшись «высокоблагородию». Обращение можно простить, ну повысили слегка в звании, для техника простительно. Он хотел было пошутить, что «пасть змеи» больше походит на форсунку, но не стал обижать энтузиастов.

— Удачи, — бросил руку к козырьку.

— Благодарствуем, — осклабился Стефан. Николай вновь приподнял кепку над лысиной. За всё время он не сказал ни слова, и взгляд его показался Ивану каким-то… колючим. Посмотрит — будто гвоздём по стеклу. Неприятный тип. Но это не его дело.

Начались речи. Главный врач выражал глубокую признательность приехавшим на помощь русским медикам, говорил о высоком долге врача. Его благосклонно слушали, изредка хлопая в ладоши. Так уж вышло, что в первом ряду приезжих оказался гигант-профессор, и слова благодарности адресовались как бы в первую очередь ему. Профессор смущённо улыбался в усы и кивал. Рядом жались девушки-фельдшера: румянец на щёчках, улыбки, блеск глаз.

— Давайте отойдём, Иван Ильич. — Неожиданно сбоку появился подпоручик Станкевич. — Мы своё дело сделали, слава Богу. Здесь, в ближнем круге, потопчутся мои люди в штатском, присмотрят на всякий случай. А вы с гренадерами оттянитесь в дальний круг, вон туда, ближе к ограде. Как эскулапы поговорят, как их в гостиницу поведут, так можете считать себя свободными. Сегодня отдыхайте… и, да… Петр Соломонович передал вам благодарность. Лично. За блестяще проведённую операцию по охране миссии.

Саблин щёлкнул каблуками.

Он кликнул Урядникова, отдал приказ и сам двинулся к ограде. Гренадеры быстро разбежались по периметру, занимая позиции, становясь так, чтобы просматривалась улица Пияров. Убедившись, что всё сделано правильно, Иван Ильич повернулся к церемонии. Говорил профессор-хирург, должно быть, ответное слово, но, что говорил, было не разобрать, до ступеней теперь получилось метров шестьдесят или чуть больше. Рядом стоял верный Урядников.

Между гренадерами и медиками по двое и по трое прохаживались молодцы в статских костюмах, зорко поглядывая по сторонам.

Дальнейшее произошло у Саблина на глазах. Стойка чаши неожиданно переломилась в месте утолщения, а сама она плавно наклонилась в горизонтальное положение. Стало ясно, что утолщение — это шарнир, позволяющий поворачивать чашу. Теперь медицинский символ стал похож: на гигантский фонарь, направленный точнёхонько в людей, стоящих на ступенях.

Церемония шла своим чередом, никто не замечал изменения в конструкции или не обратил на него внимания. «У умельцев что-то сломалось, — подумал поручик. — Сейчас или исправят, или откатят платформу». Действительно, возле сооружения мелькнула фигура сутулого Николая, но дальше…

У головы змеи сверкнуло, и тут же раскатисто ударил взрыв, многократно усиленный чашей.

Все, кто были на ступенях, вздрогнули и непроизвольно повернулись к сооружению. А змеиная голова тем временем принялась плеваться огнём раз за разом. Вспышки с ударами грома следовали всё чаще, пока не слились в один неумолчный грохот, и звук этот, словно жуткая шумовая волна, залил больничный двор.

Ни с чем не сравнимый грохот, оглушающий, рвущий барабанные перепонки и, казалось, грозящий разорвать саму мозговую ткань, обрушился на людей, как водопад, как снежная лавина.

Саблина качнуло, голова закружилась, тисками сдавило виски, но он видел, как церемония встречи превращается в убийство.

Люди пытались закрывать уши, стискивали руками головы, гнулись под напором звука, словно под напором ураганного ветра. Их раскачивало. Кто-то, чтобы удержаться, хватался за соседей, но те сами накренялись, шатались, падали и тащили за собой искавших помощи. У многих пошла кровь носом, а у кого и горлом. Кто-то кричал, но крики тонули в грохочущем аду…

Наконец упали все. Но и лежащих били страшные судороги, тела выгибались колесом, конвульсивно дёргались, ходили ходуном. Всё это сливалось в одну жуткую, шевелящуюся, расползающуюся массу существ, на людей уже не похожих. Постепенно движение замирало. Навсегда.