Меч королевы - Робин Маккинли

Мой отец воспитал Огненное Сердце. Сейчас он очень стар и больше не тренирует лошадей, но по-прежнему держит в голове все родословные линии наших коней и решает, каких жеребцов с какими кобылами скрещивать.

Наставник умолк, и Харри решила, что это все, но он медленно добавил:

– Золотого Луча растила моя дочь.

Последовала долгая пауза.

– Почему ты тоже не остался тренировать коней?

Матин открыл глаза.

– Мне казалось, что отца, троих братьев и их семей, жены, дочери и двух сыновей вполне достаточно для одной семьи, занимающейся одним делом. Я обучил много лошадей. Я наезжаю домой… время от времени, а то жена еще забудет мое лицо. Но мне всегда хотелось повидать мир. Быть Всадником означает странствовать… К тому же, возможно, я не так уж хорош в этом деле. Никому из семьи никогда и в голову не приходило оставить лошадей хотя бы на день. Я единственный на много поколений, кто ездил на Лапрунские игры, чтобы заслужить свой меч.

– Тогда почему ты меня учишь? Ты… Тебе Корлат приказал?

Матин снова прикрыл глаза и улыбнулся.

– Нет. На следующий день после того, как ты выпила Милдтар и увидела битву в горах, я поговорил с Корлатом. Твое Видение однозначно указывало, что тебя надо учить сражаться. Этим мог заняться Форлой, он единственный из нас говорит на Чужом языке. Или Иннат, лучший среди нас наездник. Но я старше и, возможно, терпеливее… и я учил юного Корлата в бытность Всадником его отца.

«Форлой, – подумала Харри. – Значит, это был Форлой».

– Матин… – Она уставилась в землю, выдергивая пучки лиловой травы и раздирая их на кусочки и не замечая, что Матин повернулся к ней и смотрит на нее, заслышав горечь в ее голосе. Такого не случалось уже несколько недель, и лучше бы так и оставалось. – Почему… почему Форлой не разговаривал со мной, пока я… пока ты не начал учить меня говорить по-вашему? Он настолько ненавидит Чужаков? Откуда он вообще знает их… мой… язык?

Матин молчал, обдумывая, сколько можно рассказать новому другу, не предавая старого.

– Не суди его слишком строго. Да и себя тоже. Когда ему было столько, сколько тебе сейчас, еще до того, как он стал Всадником, Форлой встретил на весенней Ярмарке в Ихистане женщину и влюбился в нее. Она родилась и выросла на юге и пошла в услужение в семью Чужаков. Когда хозяев перевели в Ихистан, она отправилась с ними. На второй год, на следующей Ярмарке, он вернулся, и она согласилась уйти в горы с ним. Думаю, она любила Форлоя. Она старалась полюбить его землю ради него, но не могла. Она учила его наречию Чужаков в память о прежней жизни, слова хранили ее. По собственной воле она бы его не покинула, ведь она дала слово. Но спустя всего несколько лет она умерла. Форлой помнит ее язык ради нее, но любви к нему не питает. – Он помолчал, наблюдая за пальцами ученицы. Они расслабились, и лиловые стебли упали на землю. – Думаю, он ни единого слова на нем не произнес за много лет. А Корлат не стал бы его просить по менее важной причине.

«Корлат, – подумала Харри, – знает историю о юной чужестранке, которая не прижилась на горной почве. А она была дарийка по рождению и воспитанию и отправилась сюда по доброй воле».

– А Корлат? Почему Корлат говорит на языке Чужаков?

– Корлат полагает необходимым, – задумчиво отозвался Матин, – владеть наречием своих… противников. Или врагов. Он и по-северному говорит, а также пишет и читает. И на Чужом, так же как и на нашем, горском. У нас теперь не много таких, кто умеет писать и читать. Я к ним не отношусь. Не хотел бы я быть королем.

До Лапрунских игр оставалось всего несколько дней. В промежутках между все более интенсивными занятиями Матин дополнительно учил Харри горскому языку. И каждое новое слово, казалось, пробуждало что-то в глубине ее души. Словно в ее голове и нервах жил кто-то еще. Харри приняла это. Все на пользу. Странная способность позволяла ей жить в горах, которые она незаметно для себя полюбила. В ней зародилась надежда, что она сможет отплатить этому краю добром. То же загадочное свойство души помогло ей завоевать друга. Черпать в нем гордость не получалось, ибо оно не принадлежало ей. Харри не знала, следует ли благодарить за него келар или Аэрин-сол, но надеялась, что восприимчивость ко всему горскому не покинет ее, пока она не завоюет себе право остаться здесь.

Под уроки языка Матин рассказывал ей о горах, в какой стороне от их маленькой долины находится Город, какое дерево лучше горит, как найти воду там, где ее на первый взгляд нет, и как выжать последние мили из запаленной лошади. Боевые упражнения развивали память и способность привлекать внутренние резервы. Также учитель называл ей имена всех полевых цветов, попадавшихся на глаза, и рассказывал, из каких трав можно приготовить чай и варенье. И во время подобных разговоров лицо его становилось мягким, каким она видела его, только когда он склонялся над кухонным костром. И она запоминала даже то, что он говорил о травах. Еще он учил ее, какими листьями лучше всего останавливать кровотечение, и показал три способа разжечь костер в дикой местности.

Рассказывая о разведении огня, Матин искоса взглянул на ученицу.

– Есть и четвертый способ, Хари. Когда-нибудь Корлат, возможно, научит тебя ему. – В этом крылась какая-то шутка, которая его развеселила. – Я не могу.

Харри терпеливо ждала. Задавать наставнику вопросы, когда он таким образом кидал ей приманку, было бесполезно. Однажды, спустя день или два после случая в пустыне, она выказала чуть больше нетерпения, и Матин сказал:

– Хари, друг мой, я не могу открыть тебе множество вещей. Одни я расскажу тебе в свое время, другие тебе поведаю не я, о некоторых ты никогда не узнаешь или окажешься первой, кто найдет ответы на них.

Девушка взглянула на него поверх костерка и головы Наркнон. Они сидели скрестив ноги, кони спокойно паслись неподалеку и жевали так громко, что звук был слышен даже сквозь потрескивание пламени. Матин перематывал ослабшие звенья цепи, укреплявшей доспех.

– Ладно. Наверное, я кое-что понимаю.

Матин фыркнул от смеха. Она вспомнила, каким мрачным и молчаливым он показался ей на фоне прочих королевских Всадников.

– Ты понимаешь очень много, Харизум-сол. Не завидую остальным, когда они снова тебя увидят. Только Корлат по-настоящему ожидает ту, кого я приведу ему из этих гор.

После той беседы ей стало проще воспринимать его лукавые загадки типа четвертого способа зажигать огонь. Причины оставались тайной, но она легче принимала это. Ее удивляло, как много он рассказывает ей о себе. Она знала, что ему нелегко говорить с ней о личном. Но таким способом он как бы извинялся за неполноту рассказов о другом. Благодаря его откровенности горцы становились ей ближе. Оказывается, ее собственное прошлое не так сильно отличалось от их прошлого, и Харри начала воображать, каково было бы вырасти в этих горах и всегда звать их домом.

Об Аэрин Драконобойце и Синем Мече Матин тоже рассказывал не много. Он упоминал о золотом веке Дамара, когда правила Аэрин, но не уточнял, когда это было и почему то время зовут золотым. Харри узнала, что у Аэрин был муж по имени Тор. Он тоже сражался с северянами. Северяне враждовали с дамарцами от начала времен и гор, и каждая эпоха древнего королевства имела свою историю противостояния между ними. Короля Тора называли Справедливым.